Вообще-то Оливер собирался приютить Майкла безо всяких условий, но тот и слышать ничего не захотел о том, чтобы, как он выразился, “быть нахлебником и паразитом”. Майкл отказался жить в доме с Оливером, понимая, что зарождающимся отношениям с Валентиной требуются пространство и интимность. Хоть Майкл и был склонен к хаосу в быту, как и полагается богеме, он оказался прекрасным управляющим. Возможно, гостей к нему располагала его романтическая ирландская внешность (притом что он был англичанином до мозга костей) или, может, лукавая улыбка и хитроватый взгляд. Или же секрет его обаяния заключался в непринужденной манере изъясняться на испанском – всегда чуть не всерьез. Интерес гостей вызывали и его спонтанные этюды на кларнете в саду или в библиотеке виллы “Марина”.
– Поведайте правду своему дворецкому, мистер Гордон, – с притворным пафосом попросил Майкл. – Взгляд у тебя был задумчивей, чем у Клинта Иствуда. О чем думал?
– О Гильермо, – ответил Оливер, по-прежнему глядя на море, уже различавшееся за дымкой тумана.
– А… понятно. Гильермо.
Майкл тут же оставил шутливый тон и некоторое время молчал, размышляя о брате Оливера, которого знал. А затем задал вопрос, заранее предвидя отрицательный ответ:
– Никаких новостей о том звонке?
– Нет, ничего. Но послушай, ты точно не хочешь перейти на английский? – Оливеру было странно разговаривать с другом на неродном языке.
– Точно не хочу, я же тебе сказал. In spanish, please, неужели ты не видишь, что я – человек мира?
– Ладно, закрыли тему, отныне говорим только in spanish. А я-то думал, ты просто приехал навестить лучшего друга.
– Ну разумеется, мой мальчик. Но дай мне попрактиковаться.
– Какой ты упертый, – вздохнул Оливер. – Но воля твоя.
– Thank you, Mr. Gordon[11]. – Майкл хитро улыбнулся. – Так, о чем мы говорили?.. Значит, из звонка Гильермо не удалось выудить никакой информации?
– Ничего, – покачал головой Оливер. – Отследить сигнал не удалось, я надеялся, что можно установить хотя бы положение терминала по спутнику, но большинство спутников контролирует правительство США, а через этот бюрократический ад не пробиться.
– Да уж, сочувствую, приятель. Не знаешь, у твоего брата был подписанный договор с компанией или это просто одноразовая сим-карта?
– Не был, а есть.
– Ну конечно, дружище, разумеется, я это и имел в виду. Я просто помочь пытаюсь.
– Да, знаю, извини.
– Так договор или симка?
– Симка. Он не хотел заключать контракт с телефонными компаниями, утверждал, что у них слишком много информации о нас, а правительство потом этим пользуется, потому чем меньше они о нем знают, тем лучше.
– Свободолюбивый дух.
– Нет. Просто озлобленный. Он был патриотом, фанател от британских военных, но после операции “Телик” люто возненавидел все, что имеет отношение к войне и государству. Он ведь первое время после возвращения и спать нормально не мог, просыпался от кошмаров, не понимал, где находится. Страдал галлюцинациями даже днем.[12]
– Ирак, похоже, сломал ему психику. Я пару раз пробовал его расспросить, но он не хотел ни о чем рассказывать.
– Мне тоже.
– А лечиться он не пытался?
– Поначалу пытался, но спустя пару месяцев забросил. Мать тогда сразу поняла – этот идиот прятал таблетки в ящике с трусами. Короче… – Оливер замолчал и вздохнул.
Друзья немного помолчали. Наконец Майкл задумчиво проговорил:
– Что-то мы наверняка упустили.
– Что?
– Ну должна же быть какая-то зацепка, которая укажет, куда он мог двинуть. А давай-ка начнем заново… У меня есть идея.
Майкл быстро скрылся в доме и вскоре вернулся с блокнотом и ручкой. Усевшись рядом с другом, открыл блокнот.
– Так, точная дата, когда он исчез?
Оливер покачал головой:
– Спасибо тебе, конечно, но я уже сотню раз прогонял это в голове и столько же раз обсуждал с британской и испанской полицией…
– Ты говорил. И толку ноль, – перебил Майкл. – Слушай, я люблю твоего брата и переживаю за него. Давай же!