Выбрать главу

— Сколько? — прервал я её пространный нарратив.

— Двадцать тысяч.

— Что?!

— Двадцать кусков, прикинь! Я глазам своим не поверила, когда мне их отслюнявила бухгалтер.

— Может, сгоняем летом в Турцию, — предложил я.

— Поработать, — ответила жена, строго подняв кверху пальчик.

Так они стали подругами «не разлей вода». Крупная девушка Галина Шагалова буквально носила маленькую хрупкую Мансурову на руках. Они беспрестанно пили на работе кофе с коньяком, а по вечерам ужинали в ресторанах, — естественно, без меня, поскольку в будничные дни я «трубил» на комбинате, довольствуясь обедами в цеховой столовке, а по вечерам — лапшой быстрого приготовления с варёными яйцами. Эти так называемые подружки, позабыв о голодных и сирых, обжирались лангустами, жульенами и кордон блю. По телефону она мне все уши просвистела о том, какая замечательная у неё подруга — Галина Шагалова.

— Угомонись, глупенькая! — резанул я в какой-то момент. — Ты не знаешь этих людей… Это настоящие оборотни. Держи с ними ухо востро. А эта Шагалова… Я видел её пару раз, но мне хватило… Самая настоящая хитро выебанная сука.

— Ну началось! — орала моя жена в трубку. — Узнаю своего мизантропа! У тебя все люди — либо дураки, либо сволочи! Ты даже собственных родителей подозреваешь в том, что они тебя не любят!

— Так оно и есть, — парировал я. — Мама всю жизнь хотела девочку, а папа хотел гения. Вот и получается, что я не оправдал их надежды.

— О-о-о, матерь божья! Я не могу тебя больше слушать! Ты натуральный сундук, набитый премудростями.

— Сними розовые очки! — орал я в ответ. — Там тебе — не здесь! Это другой город! Там все друг друга едят или ебут!

— Н-е-е-е-т! Ты натуральный маньяк!

— Поверь мне, деточка, — молвил я назидательным тоном, — тебя когда-нибудь подставят, и я не удивлюсь, если это будет Шагалова.

— Зачем ей это надо? — по слогам спросила Лена. — Я курица, которая несёт золотые яйца.

— Вот в чём ты права, так это в том, что ты действительно курица. — Я громко заржал в телефонную трубку, и в моё ухо врезались короткие гудки.

Даже спустя многие годы я вспоминаю эту историю как показательный пример того, что бесплатным бывает только сыр в мышеловках. А ещё эта история является примером эгоцентричного восприятия окружающей среды — людям свойственно заблуждаться насчёт того, что на самом деле происходит за кулисой общественного мнения.

Богемная среда — это самая настоящая клоака, в которой царят жуткие нравы, а именно: зависть такая ядовитая, что яд кураре на артистов уже не действует; распущенность затмевает эпохальные оргии Калигулы и Нейрона; проповедуются однополые сексуальные отношения, именно «проповедуются» как некий культ для посвящённых; отвратительное злословие; «вежливые» подставы; «великодушные» предательства; крайняя мелочность; экзальтированная истеричность; вечные скандалы и, конечно же, самое утончённое, самое изысканное лицемерие, — это далеко не полный список человеческих пороков, характерных для этой «культурной» среды.

Могу про себя сказать, что я далеко не ангел и совершал в своей жизни бесчестные и даже страшные поступки, но для меня — для такого архаровца — та мерзость, которую я увидел в богемной среде города Екатеринбурга, до сих пор является самым человеческим дном. Наверно, поэтому испокон веков шуты и скоморохи считались падшими, но сегодня на них зарабатывают огромные деньги, и этим всё сказано. Там, где крутятся большие деньги, крутится и Лукавый.

Мансурова любила Екатеринбург, и особенно она любила «Малахит», а я чётко понимал, в какой гадюшник она попала, но Леночка с характерной для всех возвышенных женщин «куриной слепотой» видела только тот спектр, который существует на высоких частотах. В «сумерках» она ориентировалась плохо, и «демонов» она не видела, в отличие от меня. Она вообще старалась не замечать дерьма и плохо разбиралась в его сортах.

И даже я ничего не сказал Ленке после той отвратительной сцены, где Галина Шагалова и Мария Краева на моих глазах вывернулись наизнанку, словно мерзкие инопланетные твари в облике человеческом. Происходило это всё в нашей квартире на улице Испанских рабочих. Как сейчас помню, это были майские праздники — девятое или десятое число. К нам в гости завалилась небольшая компания из трёх девчушек: Краева, Шагалова и Кустинская.

Пили шампанское, курили «шмаль», нюхали «кокс», и над всем этим сумасшедшим угаром расползалось густое едкое облако, застилающее глаза, словно мыльная пена. Про ветеранов и про войну даже никто не вспоминал. В какой-то момент я напомнил девочкам, по какому поводу мы собрались, и стоя выпил за тех, кто остался лежать на полях Великой Отечественной войны. На меня посмотрели как на сумасшедшего, — мол, не порти праздник и ломай кайф этой своей сентиментальной чепухой. Все, конечно, выпили не чокаясь, но я больше не поднимал эту тему.