Галина смотрела на меня удивлённым взглядом, а у Краевой был такой вид, словно она еле-еле сдерживает смех. Ольга Кустинская уже спала, развалившись в стареньком кресле у окна.
Я поставил бутылку на стол и молча ушёл в другую комнату. Я уже не мог смотреть на эти свиные рыла, и даже пьяная Мансурова вызывала у меня отвращение. В квартире стоял тяжёлый дух: во-первых, было страшно накурено, во-вторых, шампанское всегда даёт отвратительную отрыжку и чудовищный выхлоп, а в-третьих, люди просто воняют сами по себе, поэтому я не люблю даже самые минимальные скопления людей, — как у всех неврастеников, у меня очень тонкое восприятие. А может, я на самом деле мизантроп, как говорит Ленка?
Лежа в темноте, я слышал, как тётки разговаривают между собой, иногда переходя на интимный шёпот, иногда взрываясь неуёмным хохотом; потом замолкают, цмыкают шампанское, прикуривают сигареты, скрипят стульями, чокаются бокалами, спускают воду в туалете… Я чувствовал, как сгущаются сумерки моего сознания, как наваливается непосильная тяжесть, как давит на меня вся эта бездушная каменная громада большого города. Потом послышались чьи-то лёгкие крадущиеся шаги, и тонкая световая нить, протянутая от двери к моей кровати, резко оборвалась — я погрузился в кромешную темноту…
4.
13 мая, в день моего рождения, Мансурова приехала в Тагил. Мы не стали никого приглашать и раздавили бутылочку вина на двоих. Ленка была какой-то напряжённой и задумчивой. Когда я попытался деликатно расспросить её о том что происходит, она подняла на меня такой тяжёлый взгляд, что я вздрогнул и решил дальше не продолжать эту тему. «Если посчитает нужным, сама расскажет», — подумал я, подливая вина в бокал.
А потом мы молча смотрели в окно — оно было грязное после зимы — на угасающий весенний вечер и лиловую ауру над крышами домов. По небу плыли радужные облака. Его рассекали неугомонные стрижи и ласточки. На огромных тополях, покрытых сочной зеленью, висели, словно чёрные груши, бесчисленные скопища ворон. На детской площадке водили хоровод яблоньки в белых сарафанах, — в том году они зацвели очень рано, поскольку в мае уже стояла летняя жара.
Мы сидели в сумерках, не включая света. Фоном играла музыка — чувственная и проникновенная. Как сейчас помню, это была звуковая дорожка из кинофильма «Rush», написанная Эриком Клэптоном. Эта музыка как нельзя лучше перекликалась с моим внутренним состоянием и поднимала во мне такие эмоции, что мне жутко захотелось любви, или хотя бы водки. Но я дал слово Мансуровой, что не буду нажираться: на следующий день, в воскресение, мы собирались пойти в гости к нашему ребёнку, который в тот момент находился у моих родителей, и я не мог себе позволить опухшую рожу, красные глаза и чудовищный перегар, разящий во все стороны.
— Помнишь, мы летали на фестиваль джаза в Краснодар? — вдруг ни с того ни с сего спросила Лена.
— Да, конечно… Это было в марте, если я не ошибаюсь.
— Не ошибаешься. Так вот… — Она задумалась на секунду и продолжила: — Я там случайно встретила Володю Белогорского. Кстати, он передаёт тебе привет.
— Так-так, — забеспокоился я. — Что-то долго ты тянула с приветом.
— Я много думала, сомневалась… — Она начала с хрустом ломать свои длинные пальцы.
— Ты что, уходишь от меня? — спросил я равнодушным голосом, как будто это событие уже давно висело в воздухе и было совершенно предсказуемо.
— Аха, а ты только этого и ждешь! — огрызнулась она. — Короче, он предложил мне работать в отеле «Югра».
— Это где? — Я аж скривился весь от виртуального холода. — В Ханты-Мансийском округе?
Она едва улыбнулась, чуть заметно приподняв кончики губ.
— Я его спросила то же самое. Нет. Это место находится на берегу Чёрного моря, в районе Туапсе. «Югра» — это шикарный отель, построенный на нефтяные доллары.
— Ух, ты! — обрадовался я. — Деньжищами запахло! А Володька там кто?
— Генеральный директор, — ответила она с некоторым апломбом.
Я тут же вспомнил этого молодого человека с задорным комсомольским лицом и розовыми щёчками, с которым подписывал договор в феврале 1999. По этому договору шоу-балет моей жены подрядился выступать в самом крутом кабаке нашего города, который назывался «Алисой».
Владимир Аркадьевич был руководителем компании «Ником-Полимер», которая включала в свои активы несколько крупных магазинов, рынок, автосалон, а так же самый крутой кабак нашего города, названный в честь его матери. В основном эта компания торговала продукцией нижнетагильского «Коксохима», — его директором был Аркадий Абрамович Грановский, которому на самом деле принадлежал «Ником-Полимер» и Володька со всеми его потрохами. Это был очень влиятельный человек, именем которого была названа улица в Дзержинском районе нашего города.