— Значит, мне придётся рвать когти, — промямлил я.
Мы какое-то время помолчали, и я собрался уходить, поднявшись с кресла…
— Сядь! — приказал он, и я вернул свою задницу в жёсткие скрипучие объятия этого артефакта.
— Денег я тебе не дам, но могу дать бесплатный совет, — произнёс он. — Ты меня знаешь: я никогда не был сторонником компромисса… Я считаю, что человек должен отстаивать принципы, особенно если он уверен в своей правоте. А ты ведь уверен в своей правоте?
— Да.
— Тогда зачем тебе от кого-то бегать или кому-то платить бабки? Пускай бегают люди бесчестные — преступники, которые грабят, насилуют, убивают… Ты совершил благородный поступок, то есть защитил девушку, отразил нападение хулиганов. Да, ты ударил первым, покалечил их, размотал по асфальту, но у тебя не было выбора: они сами нарвались, сами перешли красную черту. Эх, я бы с огромным удовольствием посмотрел бы на эту драку. Думаю, что это было красиво.
Он улыбнулся, хитро прищурив один глаз.
— О-о-о, я понял, куда ты клонишь… Папа! Меня посадят!
— Не ори, — прошипел он, глядя на дверь страшными глазами.
— В нашем законодательстве, — тихонько продолжал я, — не предусмотрена справедливость. У нас человек не имеет право защищать свою жизнь, свою собственность, своё достоинство, потому что это является привилегией ментов, хотя, честно сказать, они отвратительно с этим справляются. В нашей стране любая агрессия по отношению к хулигану карается жёстче, чем само хулиганство. Самооборона — это юридический казус, с которым наша Фемида предпочитает не связываться. Я сидел с одним деревенским мужиком, который получил девять лет по статье 108 УК РСФСР за то, что отразил нападение грабителей в своём же собственном доме. Один из этих ублюдков отъехал в лучший мир, а другой — остался инвалидом. Где тут справедливость? Почему закон защищает бандитов?
— Сынок… — Он посмотрел на меня с жалостью, как смотрят на умственно отсталого ребёнка. — Не нужно искать признания в обществе, и уж тем более — в суде. Только Бог даёт ощущение собственной правоты. Только твоя совесть, которая на самом деле является голосом свыше, может быть критерием справедливости. Если Бог говорит, что ты прав, ты должен идти до конца, ты должен пройти через эту юдоль, а если понадобится, ты должен за это сесть, но с ощущением именно божественной правоты. Это Его промысел, и ты не сможешь от этого убежать, потому что фатальные события неизбежны.
— И что ты предлагаешь делать? Сушить сухари? Собирать котомку? Ждать, когда за мной приедут?
Но папу было уже не остановить, потому что он запрыгнул на своего любимого коня.
— И вот ещё… Если ты всё-таки присядешь лет на пять, то это не означает, что ты ответишь именно за эту драку. Возможно, тебе придётся ответить за какие-то прошлые грехи, ведь ты неоднократно хвастался, что многое в этой жизни тебе сошло с рук и что Господь был к тебе всегда благосклонен. Ничто так не портит человека, как безнаказанность. Смирись. Ты слишком долго бегал от правосудия. Ты слишком много получил авансов. Наступило время платить по счетам.
— Ага, Карпухин говорит то же самое. Значит, без вариантов?
— Высшее правосудие настигнет всех! — Папа возвёл к небу указательный палец. — Каждому предстоит ответить за свои беззакония — кому-то при жизни, кому-то после смерти… Но я думаю, что лучше искупить здесь, а не тащить свои долги туда. Помнишь? В чём застану вас — в том и буду судить. Для тех, кто не раскаялся, не будет пощады. В этом заключается основная парадигма христианства.
— С каких пор ты стал христианином? Ты же всегда был агностиком?
— А-а-а-й! — Батя махнул рукой. — Какую шляпу не примеряй — все равно получишь по башке тем же поленом.
— Хорошо сказал.
В дверь кто-то постучал. Мы переглянулись. Папа отодвинул шпингалет, и в комнату вошла мама. У неё был слегка напуганный вид.
— Сынок, папа говорит правильные вещи, — сказала она надломленным голосом и начала накручивать хлястик халата на палец. — Я думаю, что суд будет справедливым и во всём разберётся. Сейчас не тридцать седьмой год… Тебя обязательно оправдают, потому что ты ничего плохого не сделал. Ты поступил честно и благородно.
— Люда! — воскликнул Юра. — От тебя никуда не спрячешься!
— Мне же скучно, — парировала она. — Вы тут шушукаетесь, а меня с собой не берёте.
— Когда родители — идеалисты, то это страшно, — произнёс я с горечью и направился к выходу. — Это же советские люди! О чём я говорю?!