– А скажите, пожалуйста, куда в Сургуте в таких накидках ходить? – бестактно поинтересовалась Вера. – Я вот в Москве живу, и то – с работы да на работу…
– Как куда ходить? – обиделась дама. – В такой красоте хоть в гости, хоть в ресторан, хоть на собрание в дирекцию. Да у нас вообще без норковой шубы из дома не выйдешь. И холодно, и неприлично…
Вера улыбнулась. Ей понравилось жизнелюбие женщин, чья жизнь и работа в сибирском городе явно не были такими же легкими и пушистыми, как их новые шубки.
Самолет кружил на одной высоте. Он не снижался, но и не шел на взлет. Вера взглянула на часы. Опасная карусель продолжалась уже минут тридцать. Несколько ребятишек заплакали. Взрослые предпочитали молчать.
«Интересно, на сколько хватит керосина?» – внезапно подумала Вера.
– Я знаю, что ничего плохого со мной не может случиться, – Грузинка отвечала своим мыслям, не особенно заботясь о том, слышат ее или нет.
– Конечно! – поддержала соседку слева Вера, хотя ее уверенность в хорошем исходе таяла с каждой минутой. Противный холодок в животе появился вновь, и Веру опять слегка затошнило.
– Мы просто не можем разбиться! Там, внизу, у меня остались серьезные обязательства. – сказала грузинка, – слишком большие, чтобы Он позволил мне так легко уйти и оставить тех, кто без меня дальше не сможет. Я не имею права покинуть этот мир раньше парализованной матери и больного брата…
– У меня тоже внизу должок, – вздохнула Вера, вспомнив про памятник. Перед отпуском она заказала на кладбище памятник мачехе. Своих детей у мачехи не было, и кроме Веры память о ней хранить было некому. Вера представила, как рабочие перебивают надпись на невостребованном камне. И как вся жизнь этой женщины, вместившая в себя и цветущие довоенные яблони на Воробьевых горах, и бомбу, разметавшую в войну по частям прохожих в Китай-городе и едва не задевшую юную мачеху, и бесконечные ее хлопоты в зрелые годы, и неловкую, словно бы стыдную, но сильную любовь к Вериному отцу, и разговоры вскользь о том, каким образом она должна упокоиться на одном из московских кладбищ – весь мир ее и память о ней могут исчезнуть вместе с ней, Верой …
Нет уж, лучше, как соседка справа, не думать о плохом. Жизнь любит тех, кто ее любит.
– Граждане пассажиры, через пять минут наш самолет совершит посадку в аэропорту Домодедово, – бодрый голос командира прервал невеселые думы Веры.
– Вот видите, я же говорила, я знала, что все будет хорошо! – обрадовалась молодая сибирячка, привычным жестом проверяя замки на сережках с довольно крупными бриллиантами.
– Пойдем, доча, к выходу. Нам еще вещи получать и до утра в порту куковать, – поторопила ее мать.
– До свиданья, слава Богу, долетели, – попрощалась Вера с оптимистками из Сургута и обернулась к соседке слева.
– Я тоже верила, что все будет хорошо.
Грузинка не ответила. Она сидела в кресле, не расстегнув ремни, и беззвучно плакала.