— Веро, ты что? Я тебя опять обидел? Устроила тут ливни-водопады.
— Он, — она плачет, — он меня так же только что назвал. Прости. А потом ты зашел и назвал, и нервы сдали. Я сей-час успо-успо-коюсь, — она заикается. Ее слезы ранят, я всегда таким был, не могу выносить девчачьи рыдания.
— Как назвал? — не понимаю.
— Как ты, — плачет.
— Как я? Ты о чем вообще?
— Ну «бл*дью», — она захлебывается.
— Чего? Я тебя так не называл, это присказка вырвалась. У тебя такая задница классная, я думал, ты с гантельками приседаешь в обтягивающих шортиках, ну знаешь, в которых половина булок видна, а ты тут бледная, как смерть, будто только вылезла, — киваю на гроб у стены, — из ящика.
Она улыбается сквозь слезы. Пункт «А» — привести девушку в чувство — выполнен. Переходим к «Б».
— Мне больше нельзя с гантелями приседать, у меня колено больное. Скоро она обвиснет и не будет даже задницы, — плачет еще сильнее. Ох, ептить.
— Кто тебя назвал этим нехорошим словом? — прищуриваюсь. Заставляю ее поймать мой взгляд. Я на корточках перед ней, смотрю снизу вверх. Она сжимает губы. Меня бросает в пот, очередной отходняк не вовремя. Встряхиваю головой. — Ну?
— Да ничего, я уже поставила его на место, — она начинает вытирать глаза. — Зря ты приехал, теперь ты знаешь мой самый страшный секрет. У многих людей я ассоциируюсь с горем, теперь и у тебя буду. Егор, перестань так смотреть, все нормально. Извини за слабость, иногда случается даже у меня.
— Ага, я вижу, что нормально. Этот хрен, с которым я столкнулся в дверях, что ли болтает не по поводу?
— Я уже послала его, ага. Такой мудак, Егор, ты даже не представляешь себе. Жену на днях закопали, а ко мне яйца подкатывает. Поцеловал, — она трет губы. — Ублюдок. Пришлось пнуть его, он психанул. Боже, ужас какой. С кем мне приходится иногда работать.
— Он тебя поцеловал, а потом обозвал? Да ладно, — поднимаюсь и иду к выходу, она кидается за мной.
— Озерский, да брось, я правда постояла за себя. Забудь. Эй! Ты что делаешь?!
Но я уже в коридоре, захожу в зал, где люди плачут и прощаются, и быстро нахожу взглядом того, кто мне нужен. Он стоит у портрета молодой женщины, глаза закрыл, будто молится. 0*уеть.
Вероника появляется следом и шипит мне на ухо, чтобы успокоился. Не время и не место. Но я не человек-эмоция, склонность к необдуманным поступкам — один из немногих недостатков, которые ко мне не относятся. Все глупости я себе разрешаю сознательно, и последствия мне известны.
Вероника исчезает на пару минут, затем возвращается и накидывает мне на плечи пиджак с чужого плеча, застегивает пуговицы на груди.
— А вы с какой стороны? — подходит ко мне милая старушка.
— Он со стороны персонала, — вежливо отвечает Вероника.
— А, понятно. Жаль, я подумала, возможно… Лидин друг или… больше. Было бы подарком, — вздыхает она, поглядывая на этого ублюдка в нескольких метрах от нас.
— Мои соболезнования вашей утрате, — только и успеваю проговорить, она кивает, а потом крепко обнимает меня, вцепляется в плечи. Ее искреннее горе раззадоривает еще сильнее. К моей соседке минуту назад приставал не кто иной, как муж усопшей. О Господи. Вероника пытается утащить меня обратно в кабинет, но ее вовремя отвлекает менеджер по какому-то важному вопросу, что окончательно развязывает мне руки. С самого утра меня бесит абсолютно все, я курил на балконе, смотрел на пустые окна напротив и думал о том, что, возможно, Веро — единственный человек, которого я бы хотел сейчас видеть. Да, она бы меня не раздражала.
Она бы могла не выпендриваться полчаса по телефону, а позвонить первой и поделиться, что ей угрожает опасность. Вообще-то, я к ней относился как к другу, делился важным, она могла бы сделать то же самое. Хм, может, и сделала бы, если бы я хоть раз о чем-то ее спросил.
Как только этот хрен выходит на улицу покурить, я догоняю его у машины. Спрашиваю сигарету, а когда он оборачивается, ударяю по башке так, что он впечатывается мордой в крышу собственной тачки. Он сгибается, хватается за нос, что-то ошарашенно мямлит. Он пытается обороняться, но оценив ситуацию, понимает, что выгоднее бежать. Позади шаги, нас догоняет Вероника, одновременно перекрывая путь к отступлению. Девушка ахает.
— Извиняйся, — говорю.
— Перед ней, что ли? — кивает на мою соседку. — А ты вообще кто такой? — пытается оглядываться, чтобы позвать на помощь, но некого, все внутри. А со стороны улицы нас не видно.