— Я коммандер Дэлглиш, — сказал он. — Пора отвезти тебя домой, Даррен. Твоя мать, должно быть, волнуется. — «К тому же мальчик должен быть в школе, — мысленно добавил он, — учебный год уже начался. Но это, слава Богу, уже не моя забота».
Даррен, казавшийся совсем маленьким и ужасно сердитым, сидел, забившись в угол переднего пассажирского места. Это был странный на вид ребенок — с обаятельным лицом обезьянки, бледной кожей, сплошь усыпанной веснушками, с колосистыми, почти бесцветными, бровями, курносый и ясноглазый. И у него, и у сержанта Робинса лимит терпения, судя по всему, был исчерпан, но при виде Дэлглиша мальчик приободрился и с детской бесцеремонностью поинтересовался:
— Это вы здесь главный начальник?
Несколько смущенный, Дэлглиш уклончиво ответил:
— Ну, можно сказать и так.
Даррен посмотрел вокруг подозрительным взглядом и сказал:
— Она этого не делала… ну, мисс Уортон. Она невиноватая.
— Конечно, мы так и не думаем, — серьезно ответил Дэлглиш. — Видишь ли, для этого нужно силенок побольше, чем у пожилой дамы или у мальчика. Вы оба вне подозрений.
— Ну тогда ладно.
— Она тебе нравится? — спросил Дэлглиш.
— Она клевая. Только имейте в виду, о ней нужно позаботиться. Она с приветом. Свихнулась чуток к старости. Я за ней тоже приглядываю.
— Думаю, она полагается на тебя. Хорошо, что вы были вместе, когда нашли трупы. Наверное, для нее это было ужасно.
— Ее прямо чуть не вывернуло наизнанку. Она, знаете, боится крови. У нее поэтому и цветного телевизора нет. Она-то плетет, что не может себе его позволить. Фигня. Она ж всю дорогу покупает цветы для БДМ.
— БДМ? — удивился неопознанной аббревиатуре Дэлглиш. В его голове замелькали марки автомобилей.
— Ну, для этой статуи в церкви. Тетенька в голубом, а перед ней — свечи. Ее называют Богородицей Девой Марией, БДМ. Она всегда ставит туда цветы и зажигает свечки. По десять пенни за штуку. Маленькие — по пять. — Он опасливо стрельнул глазами по сторонам, словно заметил, что его заманили на вражескую территорию. — А я так думаю, что она не покупает цветной телевизор, потому что не хочет видеть красную кровь, — быстро добавил он.
— Возможно, ты и прав, — согласился Дэлглиш. — Ты нам очень помог, Даррен. Так ты точно уверен, что вы не входили в комнату, ни один из вас?
— Не-а, я ж вам грил. Я все время стоял у ней за спиной. — Вопрос, однако, явно смутил его, и впервые в его речи проскользнул легкий акцент кокни. Он резко откинулся на спинку сиденья и обиженно уставился в боковое окно.
Дэлглиш вернулся в церковь и нашел Массингема.
— Я хочу, чтобы с Дарреном к нему домой поехал ты. У меня такое ощущение, что он что-то скрывает. Не исключено, что это и не важно, но будет хорошо, если ты окажешься там, когда он будет разговаривать с родителями. У тебя есть братья, ты больше смыслишь в поведении маленьких мальчиков.
— Вы хотите, чтобы я отправился прямо сейчас, сэр? — переспросил Массингем.
— Разумеется.
Дэлглиш знал, что такой приказ не понравится Массингему; тот ненавидел даже ненадолго покидать место преступления, пока не увезли труп, а сейчас ему тем более не хотелось уезжать, поскольку Кейт Мискин, вернувшаяся уже с Камден-Хилл-сквер, оставалась. Но если уж ехать, то он предпочитал ехать один, поэтому с необычной любезностью попросил полицейского шофера выйти из машины, сам сел за руль и рванул с места на скорости, которая, несомненно, обещала Даррену восхитительную поездку в награду.
Дэлглиш вышел в церковь через кованые царские врата и, повернувшись, аккуратно прикрыл их за собой. Но даже легкий щелчок в тишине прозвучал громким лязгом и продолжал раскатываться гулким эхом, пока шел через неф. Он не видел, но постоянно держал в голове работавшую у него за спиной профессиональную команду: софиты, камеры, инструменты и приборы, деловитая тишина, прерываемая лишь голосами, уверенными и несуетными в присутствии смерти. Но здесь, отделенный от всего остального изящными завитками кованой решетки, царил иной мир, еще не замутненный. Запах ладана стал гуще, и Дэлглиш увидел впереди окутанную золотой дымкой мозаику апсиды и величественную фигуру Христа на вершине его славы, распятого на кресте и взирающего сверху на церковный корабль запавшими глазами. В нефе зажгли еще два светильника, но церковь по-прежнему тонула в полумраке по сравнению с резким светом дуговых ламп, высвечивавших место преступления, так что ему понадобилось не меньше минуты, чтобы разглядеть отца Барнса — темную фигуру, примостившуюся с края первого ряда стульев у самой кафедры. Дэлглиш пошел к нему, отдавая себе отчет в том, как неуместно громко цокают по кафельному полу его каблуки, и гадая, кажется ли священнику этот звук таким же зловещим, как ему самому.