– Должно быть, этой спичкой они поджигали ежедневник, – сказал Дэлглиш. – Но если так, то где коробок? Пошарь, пожалуйста, у него по карманам, Джон.
Массингем подошел к пиджаку Бероуна, висевшему на крючке, прибитом на внутренней стороне двери, и осмотрел оба наружных и внутренний кар-маны.
– Портмоне, сэр, паркеровская ручка и связка ключей. Ни зажигалки, ни спичек.
В комнате спичек тоже нигде видно не было.
С возрастающим волнением, в котором оба отдавали себе отчет, они направились к письменному столу и тщательно осмотрели пресс-папье. Оно тоже, должно быть, стояло здесь давно. На его розовой промокательной бумаге, обтрепанной по краям, вкривь и вкось, налезая друг на друга, отпечаталось множество давно выцветших клякс и следов от написанных разными чернилами слов. Неудивительно, подумал Дэлглиш: теперь большинство людей пользуются шариковыми ручками, а не чернилами. Однако, приглядевшись повнимательнее, он заметил, что кто-то писал чернильной авторучкой совсем недавно. Поверх старых отпечатков вдоль поверхности промокашки дюймов на шесть шли более свежие следы от ломаных строк, написанных черными чернилами. В том, что этот отпечаток был новым, сомневаться не приходилось. Дэлглиш подошел к пиджаку Бероуна и извлек из его кармана авторучку. Она была тонкой, элегантной, супермодной, заправлена черными чернилами. Даже если буквы, отпечатавшиеся на промокашке, разобрать не удастся, идентичность чернил лаборатория установить сможет. Но если Бероун что-то писал и промокал написанное, то где теперь эта бумага? Сам он от нее избавился? Порвал и спустил в унитаз? Сжег вместе с листками из дневника? Или кто-то другой нашел ее – вероятно, пришел специально, чтобы найти, – и то ли уничтожил, то ли унес с собой?
Наконец они с Массингемом, осторожно, чтобы не задеть тело Харри, прошли через открытую дверь справа от камина и приступили к осмотру кухни. Там имелась газовая колонка, относительно современная, укрепленная над глубокой квадратной фаянсовой мойкой, весьма замызганной. Сбоку на крючке висело чистое, хотя и мятое, полотенце. Дэлглиш стянул перчатку и потрогал его. Оно оказалось чуть влажным – не местами, а целиком, будто бы его намочили, а потом отжали и оставили на ночь сушиться. Он протянул полотенце Массингему, и тот в свою очередь, сняв перчатку, пощупал его и сказал:
– Даже если бы убийца был голым или полуголым, ему все равно пришлось бы вымыть руки. Наверное, этим он вытирался. Полотенце Бероуна – скорее всего то, которое висит на стуле. На вид оно сухое.
Он пошел проверить свое предположение, а Дэлглиш тем временем продолжил осмотр. Справа находился кухонный стол-шкаф с заляпанной чайными пятнами жаропрочной столешницей, на которой стояли большой чайник, чайник поменьше и посовременнее, два заварочных и облупленная эмалированная кружка, грязная внутри до черноты и пахшая спиртным. Открыв дверцы, он увидел разномастную посуду и два сложенных чистых посудных полотенца, оба сухие, а на нижней полке – несколько цветочных ваз, помятую плетеную корзинку, набитую тряпками для стирания пыли, и несколько банок со средствами для полировки металла и мебели. Вероятно, здесь мисс Уортон и другие женщины, помогавшие поддерживать чистоту в церкви, ставили в воду цветы, стирали тряпки и пили чай.
К трубе колонки медной цепочкой был прикреплен держатель для спичек с коробком внутри – такой же, как у подсвечника, открытый с одной стороны, чтобы менять коробок. Точно такой же имелся когда-то в комнате его отца при церкви в Норфолке. Дэлглиш не помнил, чтобы с тех пор ему доводилось видеть такие держатели где-нибудь еще. Они были неудобны в обращении – поверхность, о которую чиркали спичкой, наполовину закрывало ребро держателя. Трудно представить себе, что, вынув, коробок потом вернули на место, еще труднее – что спичку зажгли здесь и, рискуя загасить пламя, понесли в малую ризницу, чтобы поджечь ежедневник.