Как-то мне… как собственный детский велосипед. Всё такое… родное, милое, пережитое и прочувствованное. Дорогое и знакомое. И люди, и вещи, и места. Но уже… прошедшее.
Прям по Ободзинскому. Судьба — свела. Она же — судьба — и развела. Меня с Рябиновкой. Но — не с тамошними людьми. Мы с тобой, народ мой, ещё поживём, ещё делов понаделаем. «Только не отведи глаз».
Вырос. Я вырос из Рябиновки.
И в смысле: воспринял, унаследовал тамошнее видение жизни. «Яблоко от яблони». Только вот — далековато укатился.
И в смысле: тесно стало. «Костюмчик жмёт». Как с велосипедом: кататься — научился. Но повторить на нём — коленки в руль бьются.
И дрын надо менять. На — побольше. Этот — не по руке.
Яков уловил, уточнил:
— Значит, не вернёшься? Аким… расстроится.
— Нет, Яша, не вернусь. Лучше вы к нам. Что было — то прошло. Хорошо — что было. Вам — здесь всегда рады.
— «Впереди»… Это — кому как. Годы, Иване.
Это он ещё мне говорить будет! Ты, «чёрный гридень», вляпайся как я! В тотальный интеллектуально-гормональный диссонанс. Когда мозги пытаются дифуры вспомнить, а тело рвётся на одной ножке попрыгать. А интересно было бы посмотреть на Якова в подобной ситуации. Пойдут в ход «настойки из мухоморов» для разрешения внутреннего конфликта?
Глава 361
Мы засиделись с Яковом почти до света. Уже решили расходиться, как прибежал боец:
— Докладаю! Человек у реки! С мальком. В крови. Тебя, Воевода, зовёт. Там… ну… девушка… с ним осталась. Из лекарок пришедших.
В караване было десятка полтора женщин. Из выучениц Мараны, помощниц Гапы и Домны.
Соотношение женщин и мужчин у меня сейчас 1:12. Хуже, чем первые полвека существования Петербурга — 1:7. Эксцессов, слава богу — пока нет. Народ у меня, преимущественно — воспитанный, друг друга — давно знающий. И о моём отношении к нарушениям порядка — осведомлённый. Так что дамы пользуются привычной безопасностью и непривычным всеобщим вниманием. Аж хмелеют. Просто купаются в восторженном отношении к ним множества молодых мужчин. Выбирай — не хочу. Но некоторые… соблаговоляют.
Вот и этот… «избранный счастливчик» пошёл гулять с девушкой на Окский пляж ночью. Да нарвался на… новость. А девчушка у него — не трусиха. Ночью, с незнакомым человеком, в диком месте… Так кого же там черти принесли?
На берегу, возле лодки с свеже-надрубленным бортом и парой торчащих стрел, лежал мой знакомец — Илья Муромец. Рядом хлюпал носом его мальчишка. Девчушка сразу понесла командно-медицински:
— А где носилки?! Его срочно к Маране надо. А где снадобья?! Вы что там так долго делали?!
— Что с ним?
— Шесть ранений. Одно… скверное. Стрела лёгкое пробила. Я её обломала, вытащила, оттуда кровь… Я первый раз такое… Я…
И ударница врачебного фронта разрыдалась от пережитых впечатлений.
Мда… Надо будет отдать Маране несколько пленных. Которых надо сперва наловить. Для тренировок личного состава. Бойцы — будут пленных резать, лекари — лечить. Оказывается, не только моим гридням необходим такой заблаговременный опыт. Не на своих же тренироваться!
Лежавший неподвижно на песке Илья, шевельнулся от света моей «зиппы», что-то попытался сказать. На губах вспухли розовые пузырьки пены.
Я повернулся к мальчишке:
— Что он говорит?
— Тятя… Велено передать. Воеводе Всеволжскому от князя Гургия. Мурома по Оке бежит. Князь следом идёт. Не пуща-а-ай…
И малолетний гонец зарыдал в голос.
Коллеги! Ну и где тут найти время для прогрессизма?! Когда, факеншит уелбантуренный, заниматься этими… пенициллином с мартеном? Или что там у нас символ прогресса?!
Вот только-только как-то устаканилось! Место хорошее нашёл, людей, понимаешь, собрал. Жить бы и жить… А тут — мурома. Я ж к ней… ни сном, ни духом! На кой хрен она вообще мне нужна?! Но вот же: «она бежит — он её догоняет»! У них что — любовь?! Такая… с оттенком христианства, государственности, толерастии и… и некрофилии?
«Некрофилия» — потому что в отличие от мари, которые как этнос родились с полвека назад, другой этнос — мурома с полвека как «приказал долго жить».