А мы — гребём. К «буксирам» первого дощаника. На одном, самом умном — сбрасывают канат и пытаются уйти. И — уходят. От меня. Попадая под стрелы соседней лодки.
Там Любим командует. Для него всякий шевелящийся враг — удивление. Ошибочное явление природы, которое необходимо тщательно исправить.
«После нас хоть потоп» — пусть такими афоризмами всякие Помпадурши разбрасываются. У серьёзного стрелка не так мокро: «после меня — только мёртвые».
Дальше Салман командует. Тоже… фактор. Молодёжь уже в курсе. Что он — «чёрт магометанский». И о делах наших с ушкуйниками — наслышаны. «Чёрный ужас» рвётся в прямой бой. Но я ему мозги промыл нехило. А стреляет он хорошо. Ребятам при нём ошибаться… стрёмно.
Последней лодкой Чарджи руководит. Мастерски. Ему, пожалуй, тяжелее всех: река широкая, беглецы пытаются прорваться по краям. Там и грести много приходится — гоняться за выжившими и удирающими.
Сильно близко к нашему берегу — мятежники не подходят: там Ивашка с ополченцами по пляжу разгуливает. Там одиноко стоит чуть ссутулившийся Яков. Скучает. Со своим «молниеносным» полуторником на плече. Надо быть полным идиотом, чтобы подойти к нему на дистанцию удара: я видел как он бьёт, шансов выжить — нет.
Ещё куча народа на берегу обретается. Что все мужики похватали всякое острое и тяжелое и пошли воевать — само собой. Иначе — не мужик. Но там и Домна в ватничке, с секачом, которым она мясо рубит… Ей что лосятина, что муромятина — покрошит.
Там и Могутка со своим выводком. У них-то луки слабые. Но навесом запулить для испуга смогут. А тут и Чарджи подгребёт.
Тем временем, левый «буксир» первого дощаника принял влево. Ещё влево. Ещё… И «выбросился» на мель. Мы дали по ним залп, экипаж выскочил с лодочки и кинулся в хмыжник, растущий пятнами по этим Гребнёвским пескам. Следом, содрогаясь и скрипя, на ту же мель влез и замер, накренившись, дощаник. Этим и навесного залпа не потребовалось: толпа народа, включая, судя по одежде, женщин и коров (коров — судя по количеству ног) кинулась по мелководью к ближайшей дюне.
Во! А интересные там беленькие ляжечки мелькают… тёлочкинские…
Ванька! Не сейчас!
Мы двинулись вверх, навстречу «буксирам» второго дощаника. Там и так всё прекрасно поняли: быстренько начали выгребать к твёрдому. И убегать туда же.
Третья группа попыталась проявить героизм. Закончившийся, после удачного залпа моих стрелков, переворотом их лодки. А я и не знал, что бывают такие большие душегубки. Нельзя так корабли строить. Это «Фраму» было полезно, чтобы вылезать на лёд при сдавливании. Но здесь-то — не Севморпуть.
Вот и последние «припарковались».
— Сигнальщик. Запрашиваю потери.
Как здорово! Как, всё-таки, хорошо работать по продуманному, подготовленному, обеспеченному. Когда не приходится судорожно, в последний момент, выдумывать, изобретать, лепить и прилаживать. Пришпандоривать слюнями, жвачкой, «честным словом». Дёргаться и переживать от неопределённости. Есть задача — есть соответствующий инструмент. Блеск! Комфорт души и мозга!
В моих лодках есть по сигнальщику. Сейчас они машут флажками.
— Второй — потерь нет. Третий — потерь нет. Четвёртый — потерь нет. Четвёртый ведёт преследование.
Восхитительно! Чудесно! У нас — потерь нет! Преследование не предусматривалось планом. Но Чарджи виднее.
— Четвёртому — преследовать. Третьему — подойти к нижнему краю острова. Под стрелы не лезть. Второй — присмотреть дощаники. Я — на верхний край. На берег: Могутке перебраться за протоку. Ивашке: работников на воду, снять дощаники.
Ага, вон Могута со своими лесовиками на трёх ботниках наяривает. Правильно идёт: к моему верхнему концу. Сейчас он вылезет на материковый левый берег Оки и присмотрит. Протока между островом и берегом неширокая — нам туда не влезть, стрелами будет простреливаться. Чудаки могут вплавь перебираться. Вот лесовики их из-за кустиков и… переубедят.
А вот и наша родная «штопанная» многострадальная «рязаночка» пошла: пока суд да дело — мужички вражеские плавсредства с мели снимут, к нашей пристани оттащат. А кто будет возражать — шкурку продырявим.
Мы занимаем позицию у верхнего края этого длинного, вытянутого, по большей части — голого песчаного острова. Течение медленно сносит всё ближе. Вдруг между холмиками песка поднимается странная косматая фигура в звериных шкурах. Широко, размашисто креститься. Раз за разом, раз за разом… Оглядывается куда-то себе за спину и, вопя, кидается к нам. У уреза воды падает, путаясь в каких-то обмотках. А сзади из-за куч песка вскакивают во весь рост две фигуры с короткими копьями, размахиваются и… и падают обратно.