И, когда я на следующий день приперся к ней в школу, выяснить ситуацию, настолько жестко отправила меня в пешее эротическое, как только училки умеют.
Жестче, по-моему, только Ленка Данила отправляла, тогда, в Анапе. Ни у кого, ни до, ни после, такой рожи охреневшей не видел.
Хотя, если б в кабинете у Злючки было зеркало, то, вполне возможно, что и увидел бы.
Очень надеюсь, что нет.
Очень надеюсь, что я сумел сдержать лицо.
Но, конечно, нажрался я тогда в сопли.
Вызвонил Бойца, чтоб не так тоскливо.
Боец, правда, меня не сильно поддержал, у Аленки резались зубки, и его Татка названивала каждые полчаса. Не удалось нормально расслабиться, короче говоря.
А она, баба сумасшедшая, мне еще и на следующий день звонила, и материлась, чтоб я ее мужика не смел больше отвлекать от семьи и детей.
У меня было похмелье, а потому я ее послал.
Короче, когда потом позвонил Боец, мы наговорили друг другу лишнего по телефону.
Вся беда от баб!
Злючка вывела, довела до такого состояния, а Татка подхватила. И чуть было нас, друзей самых лучших, не рассорила!
И вот теперь, вспоминая это все, я словно заново переживаю то неприятное время. И печальный опыт.
И еще больше завожусь.
Я тут, понимаешь ли, и так пострадал от нее, а Злючка еще и дополнительно доводит!
Мелкая коза!
И, главное, опасности не чувствует!
Любой мужик бы на ее месте уже давно заткнулся и постарался ноги сделать, а она только сильнее глазками сверкает, да губки облизывает!
Ну что это, если не провокация?
— Да я же не виноват, что ты на меня так пялилась, что мозг не включила!
— Яаа???
Ух, а разве можно еще больше глаза сделать? Оказывается, легко! Для этого надо, как следует выбесить Злючку!
— А то! Пялилась на мой охренительный пресс, все слова растеряла!
— Ах вы!!! Ах ты!!!
А вот этого уже не надо!
По морде я получать не люблю.
Тонкая ручка перехватывается легко, а, учитывая, что я ее так и не отпустил, то получается, будто
Злючка полностью в моих руках.
И это приятно.
— Молодые люди! Здесь вам не дом свиданий!
Строгий голос пролетающей мимо медсестры заставляет нас замереть, а потом Злючка, покраснев, как вареный рак, начинает вырываться, в этот раз молча. Наверно, слова растерялись от злости.
Я тоже не сказать, что удовлетворен разговором, а потому отпускать не тороплюсь.
Хотя, уже понятно, что она не согласится ни на кофе, ни на дальнейшее продолжение беседы в каком-нибудь более спокойном месте, где не так воняет медикаментами.
А жаль.
Хорошая такая.
И, наверно, в постели огонь.
Такие бабы, вспыльчивые и живые, обычно очень отзывчивые в сексе.
Хочется попробовать.
Но не силой же ее тащить в уголок?
Нет, в принципе, я бы мог, потому что есть у меня в отношении Злючки полная уверенность, что не хватает ей вот этого. Немного силы.
Чуть-чуть совсем.
Прижать, поцеловать, дать понять, насколько будет ей со мной кайфово…
Сто процентов сдастся. Опыт не пропьешь, я такие вещи шкурой ощущаю.
Но сейчас не время и не место.
А когда оно еще будет, время или место, непонятно.
Ну не бегать же мне за ней, в самом деле? Я — не гребанный Ромео, она — не невинная Джульетта. И любви до гроба у нас не предвидится. Да и нахер ее. Без нее жил и дальше собираюсь.
Я смотрю в злые глаза хрупкой, красивой женщины, что так удачно сейчас оказалась в моих руках, и вырывается-то еще так вкусно. Прямо приглашает усилить напор. Взять. Любить. На руках носить. До постели.
Но не время. И не место. И нет желания увязать в этом всем…
Значит, надо отпускать.
А жаль…
4. Еще одна женщина в моей жизни
— Валька, ты — не мать. Ты, бля, кукушка какая-то!
Я швыряю телефон на стол, не забыв перед этим включить на громкую, и продолжаю заниматься привычными утренними делами, то есть варить кофе и курить в окно.
Вальку слушаю мало, наслушался уже за все тридцать лет, что знаю ее.
— Ах ты, неблагодарный ты червяк, — предсказуемо разоряется трубка, я морщусь.
Сейчас про подтирание жопы начнется…
— Да я тебе, придурку, до пяти лет жопу обосранную вытирала!
Ну вот, как знал… Ничего нового.
— И сейчас не могу хоть немного помощи попросить?
Голос сестры срывается на ультразвук, и я успеваю вклиниться в паузу, пока она воздуха набирает:
— Да я тебя содержу, овца ты бессовестная!
— Сам ты бессовестный! И вообще, знала бы, что ты меня этими копейками попрекнешь…
— Копейки? — тут я уже тоже завожусь, потому что нехер! Тридцатка в месяц — копейки для нее! — Да тебе ни один твой придурок столько не давал! Не зарывайся!