Оранта. "Нерушимая стена", заступница и охранительница.
Что ж ты не защитила молящихся тебе, припадающих к ногам твоим, Мария Иоакимовна? Не закрыла платом своим, как во Влахернах? Или город сей стал отвратителен для тебя? Иль звучит уже под сим небом плач Иеремии:
"Тяжко столица грешила, потому и осквернена ныне. Кто славил ее, теперь презирает, на срам ее смотрит. Вот она плачет, спиной повернулась...".
Ищешь иного места? Как Одигитрия Андрея, что ходила и летала по храму в Вышгородском монастыре?
***
Легенда о том, что украденная Боголюбским из Вышгородского женского монастыря "Чудотворная Владимирская" сама ходила по храму, плакала, просилась на волю, имеет очень древние, даже - древнегреческие корни. А христианская истории "Одигитрии" связана с монастырём Одигон.
Несколько веков в Константинополе по вторникам икону выносили из монастыря на площадь. Монахи ставили чрезвычайно тяжелый образ на плечи одного, который с необыкновенной лёгкостью кругообразно перемещался по площади, словно носимый иконой.
Зрители жаждали чуда, и оно являлось в виде необычного танца и чудесного одоления неподъемной тяжести образа. Множество людей на площади ощущало сопричастность к защищающей и исцеляющей благодати, источаемой чудотворной иконой.
***
Могу представить танцы особо накачанного чудака с грузом на плечах. Но часть стены с мозаикой... Нет уж, перевозить тебя к себе... не осилю. Великоваты хоромы твои. Придётся народец возле тапочек твоих переменить.
Свистнул Сивку, пошёл к выходу. Уже на пороге столкнулся снова с Храбрым:
-- Опять ты!
-- И опять, и сызнова. Принимай, княже, сооружение. И смотри - чтобы ни пожаров, ни разрушений.
-- Что?!
-- То. Пока Оранта к нам милостива. Но как опустит она руки, закроет ими очи свои, чтобы нашего безобразия не видеть... Худо будет. И ещё: там, напротив, митрополит мёртвый у крыльца валяется. В исподнем. Ты скажи своим, чтобы похоронили пристойно.
Смоленцы в недоумении проводили взглядами задумчиво вышедшего из храма Сивку. А я - в седло и поскакал.
В усадьбе Укоротичей, выбранной мною в качестве ставки, был уже относительный порядок. В смысле: никто не рубил и стрелял. А вот в соседней, куда встали кипчаки Алу...
Проезжая мимо распахнутых ворот, я, естественно, полюбопытствовал, бросил, так сказать, взгляд... И немедленно бросил внутрь двора своего коня.
Посреди двора шла ссора. Несколько всадников наезжали на одного, под копытами лежал убитый. Убитый - единственный, кто молчал. Все остальные орали. Ещё десятка три стояли и сидели у конюшен, амбаров, кто-то разглядывал вынесенное из строений к свету барахло, какой-то батыр, очень довольный, вытащил на крыльцо за волосы визжащую полуголую девку. Приподнял на вытянутой руке и крутил перед собой. Разглядывая и наслаждаясь. Пока - эстетически.
В хороводе ссорящихся всадников взметнулись клинки. Навстречу одиночка поднял свой.
Знакомая железка. Сам делал.
Звякнуло.
-- Бой!
Трое придурков, нападавших на Алу - его-то саблю я всегда узнаю, сам ковал как-то: "производственная практика", были снесены моим конвоем. Четвёртого, батыра, кинувшего девку и метнувшегося с крыльца с поднятой саблей, я срубил сам. Голову вместе с плечом. Тело отвалилось от удара на нижнюю ступеньку и принялось заливать всё вокруг кровью. А голова с рукой куда-то улетели... А, за перила завалились.
Всё-таки правильный удар с проносом... очень эффективен. Даже в наклонной плоскости.
Повернул коня и тут же мимо морды Сивки пролетели один за другим два топора. А кто кидал? - А Сухан кидал. Тогда поглядим на результат. Точно: два чудака, выскочившие из низенького птичника за моей спиной с луками в руках, там у стеночки и легли. Шевелятся. У одного - топор в плече, у другого - в рёбрах. Теперь ползают и переживают. Внезапную имплантацию.
-- Туру! Туру! (Стоять!)
Вот и Алу ожил. Не сильно ожил: на одну команду.
-- Что здесь происходит?
Алу правой рукой с саблей держится за локоть левой, под носом кровь, шапки нет.
-- Я... мы... мы поссорились.
-- С кем? Со своими воинами? Командир не может поссориться с бойцами. Они пытались тебя убить? Это бунт, мятеж.
Рядом один из моих гридней. Постучал по шлему. Парень очнулся, скинул намордник. Наклонился к его уху:
-- Салману, Любиму. Турму мечников, турму стрелков. По-боевому. Сюда. Бегом.
Теперь кыпчаки. Надо чем-то занять, пока они за стрелы не взялись.
-- Прикажи всем построиться во дворе. Без оружия. Пешими. Быстро.
Алу ошалевшими глазами смотрит на меня. Ещё не отошёл от... покушения? Но годы привычки исполнять мои просьбы срабатывает.
-- Аулага шык! Кару калдыр! Тургыз жугир! (выходи во двор! оружие оставить! стройся! бегом!)
Из разных отверстий в строениях начинают высовываться морды джигитов и батыров. Обмениваются мнениями и выражают недовольство. Кое-кто, оглядев картинку, возвращается к прерванным занятиям. Другие вылезают на двор, почти все с саблями, некоторые с луками.