-- Забавно. Чувствовать на своём пальце тысячелетнюю святость. Похоже на корицу. Твой Климент хорошо пахнет.
Заботливо упаковал длань древнего Римского Папы в тряпки, закрыл ларец.
***
Запорный механизм - как в сувенирной шкатулке, которую жена с Корфу как-то привезла. Она тогда пыталась отучить меня курить, спрятала сигареты в ящичек. Я, когда "ухи опухли", кинулся вскрывать, а - никак. Чуть не разломал хрень в дребезги. Тут дочка со школы пришла.
-- Папа! Это ж так просто! Здесь потянуть, здесь нажать. Только маме не говори, что это я тебе открыла.
Пришлось самому запоминать.
***
Воспоминания о прекрасных временах первой жизни, совершенно сказочных, представимых здесь ещё менее, чем счастье в Эдемском саду, отразились на морде моего лица идиотской улыбкой. В смысле: умильной, благостной, радостной.
Тут я услышал странные звуки. Будто унитаз испортился. Хотя - какие могут быть унитазы в "Святой Руси"? - Навеяло. Глюк.
Однако, оглядевшись, я нашёл причину: хлюпанье с бульканьем издавал епископ Черниговский. Он плакал. Это было так... неожиданно, так... не гармонически. Я обеспокоился.
-- Антоний, ты чего? Я не хотел тебя обидеть. Ну, что ты, в самом деле? Ну ты посмотри - какой красивый... посох. Камушки эти, золочение по перекладинкам. Правда, миленько? Хочешь, поносить дам?
Старческая слезливость явление распространённое. Но после столь сильно явленный им твёрдости... как-то не ожидал. И чего делать? - А! У меня же кафтан с карманАми! А в одном кармане есть... правильно угадали - носовой платок.
Пересел к Антонию, обнял его за плечи и, хотя он и пытался вырваться, утёр ему слёзы и выкрутил нос.
***
Чисто для знатоков: почему-то коллеги не прогрессируют носовые платки. А вот Румата Эсторский едва ли не в первую очередь этим озаботился.
Конечно, для создания такого изделия требуется существенно изменить льноводство, заново создать прядильную и ткацкую отрасли, оснастить их новыми машинами и механизмами, людей выучить...
Про устройство здешнего ткацкого станка и его берда - я уже... Про ажурные ткани русского средневековья - смотри археологию. Из святорусской "марлёвки" приличный сопливник не сделать. Всякое здешнее полотно продувается и просматривается.
"Семь одёжек и все без застёжек. Кто её раздевает - слёзы проливает" - не только русская загадка про луковицу, но и описание здешнего одеяния аборигенов. И - аборигенок.
Мудрость, сами понимаете, народная. Наблюдательность, извините за выражение, вековечная.
Однако, коллеги, надо стараться. Не всё ж сопли рукавом утирать. Дискредитируете, факеншит, светлое сопливое будущее в среднем неумытом средневековье.
***
-- Ты... ты кто?
Факеншит уелбантуренный! Глухой, что ли? Я ж уже...!
А! Итить меня идентифицировать! Я представился именем, должностью. Неправильно! Здешняя таксономия начинается с вероисповедания. Типа: православный, боярин, русский, слуга князя Задырецкого... и уже в самом конце - Ванька.
Неприемлемо: первые позиции - не про меня. Любого аборигена сразу клинит. Дальше - только морду бить.
Антоний попытался классифицировать меня самостоятельно. Вслух, методом исключения:
-- Ты не латинянин. Не поганый. Не басурманин. Не православный. Не демон из преисподней. Тьфу-тьфу-тьфу! Сгинь нечистая!
Утомляет. Всё не верит, пыжится меня... изыднуть. А я не могу! Хуже: не умею.
-- Тогда... тогда ты ангел божий!
Вот это уровень! Чтобы до такого додуматься надо быть архиереем. Человеком высокой книжности, большой мудрости и огромного житейского опыта. У людей попроще фантазия останавливается на уровне домового.
Путём логических рассуждений, опираясь на труды отцов церкви и святоотеческое наследие, Антоний формализовал встретившуюся сущность и перешёл к практической реализации: попытался сползти на колени и постучать лбом об пол.
Уточню: на свои колени, своим лбом. Я бы лично, по простоте душевной, воспользовался чужим.
-- Антоний! Уймись! Я - человек. Человек божий, обшит кожей...
-- Божий... человек... посланец Его... во плоти...
Мать! Еле поймал!
Что степняк любому крестьянину даст фору по ползанью на коленях - уже говорил? Но пастыри духовные... профи, не угнаться. Старец, а бегает лихо, как младенец в последнюю неделю перед тем, как встать на ноги.
Глава 565
***
"- Где здесь находится инженер Брунс?
- Я инженер Брунс... - Человек молча повалился на колени. Это был отец Федор...
***
И я не Брунс, и Антоний не Федор, и торгуем мы не гамбсовский гостиный гарнитур, а всего лишь публичный дефиляж в "Шапке Мономаха". Но главное: Мусика у нас нет. Некому спросить насчёт гусика и предложить водочки. Некому внести в нашу беседу свежий взгляд, полный реализма и конкретики.
Престарелый епископ продолжал всхлипывать на моём плече, но всё тише. О серьёзном с ним сейчас... не получится. Тогда просто поболтаем для установления контакта.