Проводник оттянул рычащую собаку, и Никитин распахнул дверь шахты. Мертвая кабина застыла здесь на многие годы.
Никитин посветил фонарем и увидел брезентовую сумку, валявшуюся в углу. Он вошел в кабину, нагнулся, расстегнул пряжку, направил фонарь внутрь. В сумке насыпью лежали патроны к пистолету «ТТ» и нагану, несколько пачек папирос «Совьет Юнион» и какие-то металлические пластинки.
Никитин взял одну и увидел не то буквы, не то цифры, выбитые на конце.
— Это типографские литеры, — сказал за его спиной эксперт.
— Шрифт? — переспросил Никитин.
— Да.
— Зачем он ему?
— Приедем на Петровку, узнаем, что сложить из этих буковок можно.
— Ну что ж, вызывайте перевозку, — скомандовал Никитин, — убитых на экспертизу, а мы по домам. Ты, Шукаев, с ними поедешь, рапорт напишешь.
Утром его вызвал начальник МУРа: позвонил по телефону сам и голосом не терпящим возражений коротко бросил:
— Зайди.
Данилов вздохнул, закрыл старое дело бандгруппы Пирогова, которое изучал уже второй день, интуитивно чувствуя какую-то невидимую связь между тем, чем он занимается сегодня, и бандой Пирогова, и пошел к начальству.
Бессменный помощник начальника Паша Осетров, затянутый в синий новый китель, покосившись на краешки ослепительно блестящих погон, кивнул Данилову на дверь:
— Ждет, товарищ подполковник.
Слово «подполковник» Паша произнес с осуждением, покосившись на гимнастерку Данилова со споротыми петлицами.
Начальник стоял посреди кабинета, новая форма делала его моложе и стройней.
— Ну, что у тебя, Иван?
— Все то же самое.
— Так и прикажешь докладывать руководству?
— Пока я ничего конкретного сказать не могу.
— Так. — Начальник начал раскачиваться с пятки на носок. — Так, — еще раз повторил он, — хоть что-то у тебя есть?
Данилов посмотрел в окно. По заснеженной Петровке метель гнала редких прохожих. Он помолчал, достал папиросу, прикурил.
— Не знаю, товарищ начальник, не знаю, так, слабые наметки.
— Садись, — начальник опустился в кресло, — сейчас Серебровский зайдет, помозгуем втроем.
Данилов посмотрел на ладную, подтянутую фигуру начальника МУРа и вспомнил, как тот в мае сорок первого рассказывал ему о диете, на которую сел, чтобы похудеть.
— Ты еще смеешься, Иван?
— Да вспомнил, как ты на диету садился перед войной.
В редкие минуты, когда они оставались вдвоем, Данилов и начальник МУРа по-прежнему были на «ты», как в те далекие годы, когда совсем молодыми пришли в уголовный отдел ВЧК. С тех пор они шли по жизни рядом, и Данилов совершенно не завидовал тому, что его друг внезапно из начальника отдела стал руководителем МУРа.
— Жизнь, Ваня, у нас с тобой почище, чем в санатории «Мацеста»…
Начальник не договорил, дверь распахнулась, и в кабинете появился полковник Серебровский — стремительный, цыганисто-красивый и всегда веселый.
Данилов знал полковника много лет, видел все его падения и взлеты, и его всегда поражала легкость характера Серебровского. Он жил просто и весело, находя хорошее в любой, самой плохой ситуации.
— Ну вот и я, — сказал он, усаживаясь и весело поглядывая на Данилова, — давай, Ваня, поведай нам страшные уголовные тайны Москвы.
— Да что говорить-то. Я же все написал в рапорте. Три преступления. На Башиловке ограблена машина с продуктами, шофер и экспедитор убиты. На улице Красина взят магазин, причем сторож найден убитым на улице. На Полянке — квартира. Унесено много ценных вещей. Хозяин ничего толком сказать не может. Открыл дверь, хотел вынести мусор, его ударили по голове, он потерял сознание, заволокли в квартиру, надели мешок на голову, связали.
— А что взяли? — поинтересовался начальник.
— Золото, хрусталь в серебре, несколько отрезов габардина, бостона, коверкота, два кожаных пальто, фетровые бурки, колонковую и каракулевую шубы. Деньги двадцать тысяч и на девять тысяч облигаций золотого займа.
— Кто потерпевший?
— Минин, солист Москонцерта, — ответил Серебровский.
— Это какой Минин? «Утомленное солнце»?.. — поинтересовался начальник.
— Именно он, жена его работает в жанре художественного свиста. Пластинка есть, танго «Соловей» высвистывает.
— Они хорошие люди, — перебил Серебровского Данилов, — работают во фронтовых концертных бригадах.
— Ты, Иван, — начальник достал рапорт Данилова, — объединяешь эти три преступления воедино. Основания?