— Хорошо, — сказал он, прищурившись.
— У тебя чай есть?
— Есть.
— А у меня полбуханки и банка шпика американского.
— Врешь?
— Когда я врал?
— Было.
— Так то ж давно.
— Ставь чай.
Данилов достал из сейфа электроплитку. Туда он прятал ее от бдительных глаз начальника ХОЗУ, который регулярно совершал налеты на кабинеты сотрудников, изымая все электроприборы.
Они пили чай и ели необыкновенно вкусный хлеб со шпиком. Американское копченое сало было аккуратно проложено вощеной бумагой и доставалось из банки легко.
— Смотри, — набитым ртом пробурчал Серебровский, — кусочки-то один к одному.
— У них порядок.
— Вот этим-то порядком они и хотят войну выиграть. Пусть, мол, русские кровь льют, а мы их подкормим. Помяни мои слова, Ваня, они второй фронт откроют, когда мы в Германию войдем.
— Да, — Данилов вытер сальные пальцы газетой, — это ты прав. Вон, читай. У нас война, а в Триполитании стычки патрулей, ранен один английский солдат.
— Англичане все-таки войну чувствуют. Их немцы бомбят. А американцы всем тушенку да колбасу шлют. Понимаешь, Иван, я по сей день понять не могу, почему они не начали активных боевых действий в Европе.
— Ждут, Сережа. Им не нужна сильная Германия, а мы тем более.
— Ох, Ваня, непростой разговор мы начали.
…Война шла. И они не знали еще, что именно этот сорок третий год станет переломным. И через два года они увидят салют победы.
И война кончится для всех, кроме них. И на этой войне погибнет комиссар милиции Серебровский. В мирном сорок седьмом. Погибнет на тихом хуторе под Бродами, остреливаясь от бандитов до последнего патрона.
Многого они не знали в тот январский день. И дело свое многотрудное именовали работой. И если бы тогда их кто-нибудь сравнил с солдатами, воюющими на фронте, они наверняка бы смутились. Они не воевали — они работали.
— Разрешите, товарищ полковник, — заглянул в комнату Никитин.
— Давай заходи. — Серебровский встал.
— Эксперты пришли, — доложил Никитин.
— Зови. — Данилов убрал со стола остатки пиршества.
Вошли Павел Маркович и мрачный эксперт-баллист Егоров.
— Ну, наука, что скажете? — Серебровский взял стул и сел у стола Данилова.
— Кое-что, кое-что, товарищ полковник. — Павел Маркович развернул папку. — Сначала о финке. На ее рукоятке затерто слово «Лexa» и выжжено новое — «Витек». Далее, отпечатков пальцев убитого в нашей картотеке и картотеке наркомата не обнаружено. Теперь о шрифтах. Мы проконсультировались со специалистами, и они твердо указали — шрифт из типографии Сельхозгиза.
— Он что, Витек этот, листовки собирался печатать? — лениво, врастяжку поинтересовался Серебровский.
— Нет, товарищ полковник, совсем другое. — Павел Маркович положил на стол несколько листов с отпечатками шрифта.
— Мы складывали литеры, и вот что получилось.
— Что это? — с недоумением спросил Данилов.
— Талоны, продуктовые карточки.
— Шустряк, — хохотнул Серебровский.
— Но дело в другом. Подобные отпечатки не соответствуют московским карточкам.
— Павел Маркович, — распорядился Данилов, — вместе с Муравьевым составьте письмо в Наркомат торговли, пусть дадут справку.
— Теперь о папиросах. Серия их точно совпадает с серией, завезенной в продмаг на улице Красина.
— Вы не ошиблись? — спросил Данилов.
Павел Маркович посмотрел на него с недоумением и пожал плечами, всем своим видом давая понять, что разговор излишний.
— Теперь о книге блатных песен. Она набрана подобным шрифтом, из чего я исхожу, что и она сработана в той же типографии. Слово баллистам.
— Мы, товарищ подполковник, этот пистолет отстреляли, пуля от него в нашей копилке есть. Из него убит постовой милиционер, когда банда Пирогова промтоварный на Серпуховке брала.
Данилов усмехнулся и хлопнул рукой по толстому тому дела банды Пирогова. Когда он брал его в архиве, Серебровский, заскочивший туда на минуту за справкой, обозвал его старьевщиком. Но какое-то чувство, еще не осознанное и тревожное, заставляло Данилова выбрать из кучи архивных дел именно это. Когда-то в одной из старых, еще двадцатых годов, книг о сыщиках он прочитал слово «интуиция» и долго размышлял о его сущности и смысле.
Верил ли Данилов в интуицию? Пожалуй, да. Если она подкреплена сопутствующими факторами. Начиная с сорокового он продолжал искать того последнего из банды Пирогова, постоянно сличая отпечатки пальцев по всем проходившим делам. Он мысленно нарисовал портрет этого человека.