– А если он не умрет? – с сильным акцентом спросил кто-то из глубины комнаты.
Джеймсон холодно улыбнулся.
– Поверьте мне, герр фон Шмидт, тем или иным способом, но умрут все.
Глава 24
– Миссис Рейнолдс? – сказала Катарина, когда на том конце сняли трубку. Она сидела в офисе Роба, глядя сквозь стеклянную стену на идиллический гавайский пейзаж, на цветы, наполняющие благоуханное утро радугой красок, а в груди у нее клубился холодный, серый ужас, сгустившийся с тех пор, как полчаса назад она поднялась из лабораторий южного крыла исследовательского центра.
Вернувшись в офис Роба, она первым делом отыскала на Филиппинах ту деревушку, откуда прибыл череп. В точности как она вчера догадалась, череп нашли на склонах горы Пина-тубо. И если это в самом деле был череп ребенка, то тот дышал парами вулкана всю свою жизнь.
Затем со дна кармана она вытащила картонную бирку, которую сняла с ноги трупа.
На ней было аккуратно напечатано имя юноши – Марк Рейнолдс.
Помимо даты рождения и смерти, указывался и адрес – Норт-Мэйпл-драйв в Беверли-Хиллз, Калифорния. Самый центр огромного Лос-Анджелеса, одного из самых экологически небезопасных городов страны. Но неужели загрязнение достигло уже убийственного уровня? Надо выяснить. Сначала Катарина позвонила в больницу, где умер Марк Рейнолдс, но только и услышала, что информация по телефону не предоставляется. Не потрудится ли она представить запрос в письменном виде?
Нет, в письменном – не потрудится. И тогда, сгорая от любопытства и в то же время боясь причинить боль матери Марка Рейнолдса, Катарина неохотно набрала номер, который значился на бирке как телефон ближайшего родственника. Трубку сняли на втором гудке. Теперь отступать некуда.
– Элейн Картер Рейнолдс? – Катарина повторила имя так, как оно значилось на куске картона.
– Да, – ответил голос, такой безжизненный, что Катарина едва не бросила трубку.
Но она знала, что это делать нельзя.
– У вас был сын по имени Марк?
Молчание. Потом короткое:
– Да.
Катарина набрала в грудь воздуха.
– Миссис Рейнолдс, меня зовут Катарина Сандквист. Мне необходимо поговорить с вами о Марке. Я знаю, как вам трудно, но мне нужны кое-какие сведения, и надеюсь, вы сможете мне их дать.
В трубке раздалось что-то, похожее на сдавленное рыдание, но потом Элейн Рейнолдс заговорила, и на этот раз в ее голосе проявилась тень чувства:
– После того, что я перенесла, мне уже ничего не страшно.
– Да, трудно придумать что-либо страшнее смерти ребенка, – сказала Катарина.
– Марк не просто умер, миссис... – она запнулась, не в силах вспомнить фамилию.
– Сандквист, – быстро подсказала Катарина. – Но пожалуйста, зовите меня Катарина.
– Благодарю вас, – пробормотала Элейн Рейнолдс и снова смолкла. Катарина ждала, чувствуя, что женщина собирается с силами произнести что-то, и наконец та выговорила: – Мой сын покончил с жизнью, Катарина. Он убил себя.
Катарина потеряла дар речи. Убил себя?
– Я... я сожалею, – еле произнесла она. – Я думала...
И замолчала, не зная, что, собственно, сказать.
– А что вы думали, Катарина? – спросила Элейн Рейнолдс с неожиданным проблеском интереса и, услышав, что Катарина думала, будто смерть Марка каким-то образом связана с загрязнением воздуха в Лос-Анджелесе, издала короткий, лающий смешок. – Что ж, отравление угарным газом можно назвать и так. – И, прерываясь на каждой фразе, дважды смолкая, чтобы овладеть собой, она рассказала о самоубийстве сына. – Они приехали туда слишком поздно, – сказала она. – Дали ему кислород, но уже не помогло. Он умер по пути б клинику.
Катарине внезапно вспомнился щенок, который вдруг задохнулся у нее на руках, когда она вынула его из наполненной ядовитыми газами плексигласовой клетки.
– Ваш сын умер, когда они дали ему кислород? – думая, что ослышалась, переспросила она.
Прерывающимся голосом Элейн рассказала, как бился Марк в машине «скорой помощи», отпихивая кислородную маску.
– Он сопротивлялся, – закончила она. – Конечно, он не понимал, что делает, и я ничем не могла ему помочь. Вы не представляете, как это ужасно – чувствовать себя совершенно беспомощной! – Она помолчала. – Катарина! А в чем дело? Вы так и не сказали мне, почему звоните.
– Я звоню с Гавайских островов, – начала Катарина. – Я работаю на человека, которого интересует проблема загрязнения воздуха...
– В Гонолулу? – перебила Элейн Рейнолдс.
– Странно! Уж там-то воздух чистый, как нигде в мире. Впрочем, когда мы на прошлое Рождество были с Марком на Мауи, пару дней было довольно-таки дымно.
Катарина замерла, не веря своим ушам.
– На Мауи? – эхом повторила она. Что такое? Неужто это только совпадение, что Марк Рейнолдс всего несколько месяцев назад был на Мауи? – Миссис Рейнолдс... Элейн... но что вы делали на Мауи?
– Отдыхали. А что?
– Элейн, я как раз сейчас на Мауи, не в Гонолулу. И я столкнулась с некоторым явлением... – Она смолкла, не желая усугублять боль Элейн Рейнолдс – Ну, с некоторым довольно странным явлением, – наконец сказала она. – Похоже, что легкие вашего сына по какой-то причине подвергаются здесь исследованию...
– Но как это возможно? – удивилась Элейн. – Я имею в виду, без тела – что ж там можно исследовать?
Катарина замялась, но поняла, что у нее нет выбора, кроме как рассказать все, как есть.
– Его тело здесь, Элейн, – сказала она.
– Боюсь, это какая-то ошибка, – возразила Элейн, осознав смысл слов Катарины. – Тело Марка сразу после смерти было кремировано.
Кремировано? Да что она говорит? Может ли быть, чтобы она ошибалась? Может, она говорит не с той женщиной?
– Миссис Рейнолдс, – произнесла Катарина, бессознательно возвращаясь к более формальному обращению. – Вы не возражаете, если я... ну, если я опишу вам, как выглядит юноша, которого я сегодня видела? – Последовало долгое молчание, но в конце концов Элейн Рейнолдс пробормотала, что нет, не возражает. Катарина сосредоточилась, вызывая в памяти лицо, которое видела утром в выдвижном ящике морга, и принялась описывать его бесстрастно, как только могла. Когда речь дошла до ямочки на подбородке, Элейн тихо, мучительно застонала.
– Зачем? – прошептала она. – Зачем они его увезли? И зачем бы им лгать мне, что его кремировали?
– Боюсь, мне нечего вам сказать, – тихо произнесла Катарина. – Боюсь, что знаю не больше вашего. Но скажите, пожалуйста, когда вы тут были, на Мауи, не произошло ли чего-нибудь необычного, из ряда вон?
– Нет, – вздохнула Элейн. – Поездка была чудесная. Если не считать того погружения, конечно.
У Катарины мороз по коже пошел.
– Погружения? – повторила она.
– Марк пошел поплавать под водой с другими ребятами, и у них там что-то произошло с баллонами. Некоторым пришлось в темпе подниматься со дна, и это было довольно-таки страшновато. Во всяком случае, я напугалась так, что больше его под воду не пустила. И все теперь думаю, не с этих ли пор начались его проблемы с дыханием.
На последних словах Катарине стало совсем плохо. У ее Майкла в ту ночь, когда он вернулся после подводного плавания, тоже были проблемы с дыханием, и прошлой ночью...
И тут она вспомнила Киоки! Что было с Киоки? Почему он умер? А Джефф Кина? Вернулся ли он домой? Или с ним произошло то же, что с Киоки Сантойя? И, поверх всего, всплыл голос Майкла: «Ой, да перестань, мам! Никто не знает, что случилось с Киоки!»
– Элейн? – сказала она дрогнувшим голосом. – А что с другими ребятами, которые занимались подводным плаванием с вашим сыном? Вы помните какие-нибудь имена? Или откуда, из каких мест они были?
– Не думаю, – начала Элейн. – Но может быть... Подождите! Там был мальчик по имени Шейн, из Нью-Джерси, они как раз вместе ныряли, и Марк с ним подружился. Погодите минутку... – После бесконечного, как показалось Катарине, ожидания Элейн снова взяла трубку. – Нашла. Марк записал адрес на каком-то обрывке, я нашла его у него в бумажнике. Его зовут Шейн Шелби, и живет он в Трентоне, штат Нью-Джерси. – Элейн продиктовала адрес и номер телефона, и Катарина записала их на обороте бирки, снятой с тела Марка Рейнолдса. – Дайте мне знать, если что-нибудь узнаете, хорошо?