— Не могу сказать вам, — поспешно отвечал Герберт Дэн. — Я сам не знаю. Когда я увидал шкатулку на берегу — вашу шкатулку — она напугала меня каким-то неведомым страхом. Я не знал, чего я боялся. Я страшился открытия в каждом звуке все эти десять лет, и в паническом страхе, овладевшем мною, я велел отвезти шкатулку в замок и спрятал ее. Когда поднялась суматоха, я подумал, что поступил очень глупо, но было уже поздно отдавать ее. Притом я не верил, чтобы Лидни имел право требовать ее. Вы получите шкатулку, Гэрри. Она в целости в замке.
«Вряд ли», — подумал лорд Дэн.
— Теперь, Герберт, другой вопрос: зачем вы так преследовали моего сына?
— Я не знал, что это ваш сын. Я так же мало считал его вашим сыном, как моим. Я считал его только таким, каким он казался — человеком подозрительного характера, сообщником браконьеров…
— Сообщником браконьеров? — перебил лорд Дэн презрительным тоном. — Он отыскивал шкатулку — вот почему он сошелся с браконьерами, а продолжал водиться с ними оттого, что присматривал за Уильфредом Лестером, который, очертя голову, стремился к погибели. Кто, кроме Уильфреда Лестера, мог ворваться в дом своего отца? Мой сын Уильям ходил туда для того, чтобы увести его оттуда.
— Уильфред Лестер ворвался в дом своего отца? Он…
— Он и никто другой, не для воровства, а чтобы взять бумагу, которую отец ему не давал.
Герберт Дэн не отвечал; мало-помалу прошлое становилось для него ясно.
— Герберт, не думаю, чтобы вы любили нравоучения, я сам их не люблю, — сказал лорд Дэн. — Но я должен спросить вас, приходила ли вам в голову мысль о возмездии? Заметили вы, как наши поступки приносят свои плоды? Мы посадим желудь, и вырастет дуб, мы посеем зерно пшеницы, и созреет колос, мы посадим вредное семя, и вырастут плевела. Так и в нравственном мире: как мы посеем, так и пожнем. Вы и Аделаида Эрроль нанесли мне горькую обиду. Это было не минутное оскорбление, которое можно совершить в вихре страсти, без предварительного размышления, это было задуманное, продолжительное оскорбление — обман, продолжавшийся несколько месяцев кряду, сегодня вы совещались, как лучше обмануть меня завтра. Что такое поведение принесло вам в результате? Аделаида не захотела за вас выйти, она понесла свое наказание, выйдя за Джорджа Лестера и доведя своим дурным обращением прекрасного сына его и Катерины Бордильон до отчаяния. По милости этого я и сын мой были спасены, потому что никто, кроме человека, который не ценит свою жизнь, не отважился бы сесть в спасательную лодку в ту ужасную ночь. И вот мы здесь: я — для того, чтобы лишить вас вашего положения, а Уильям — вашей невесты, потому что нечего сомневаться, что Мария Лестер выберет Уильяма. Видите ли вы, как все было устроено провидением?
Герберт это видел, и в голове его промелькнуло воспоминание, как Лидни выразил надежду, что Мария может еще сделаться леди Дэн.
— Я приехал для того, чтобы остаться здесь, Герберт, — продолжал лорд Дэн. — В замке с сегодняшнего дня должен быть хозяином я, а вы будете моим почетным гостем. Мы будем более близкими друзьями, чем были прежде, Герберт, а теперь позвольте мне представить вам моего сына под его настоящим именем.
С этими словами лорд Дэн отворил дверь, намереваясь позвать сына, но то, что он увидал, заставило его изменить намерение и выйти в залу. Почти все служители замка собрались там. Старшие узнали его, и поднялся говор радостного волнения; некоторые встали на колени, у всех были слезы на глазах.
— Я говорил, что вы узнаете меня, — сказал он с улыбкой и со слезами на глазах, пожимая руки верных слуг своего отца. — Я давно был бы с вами, но думал, что брат мой Джоффри живет здесь.
В зале раздался крик:
— Долгая жизнь лорду Дэну! Благодарение Богу за то, что он возвратил его к жизни и к нам! Долгая жизнь настоящему лорду Дэну!
— Не надолго, я боюсь, мои милые старые друзья, потому что угрюмый враг всех нас уже схватил меня. Но меня заменит вот кто, — прибавил лорд Дэн, положив руку на плечо сына и став с ним рядом. — Друзья мои, на кого он похож?
— На Дэна, — прозвучал ответ.
— Да, он похож на Дэна. Вы знали его, как Уильяма Лидни, вы слышали, что его называли авантюристом. Мои старые друзья, Дэншельд не знал, кого обвинял. Он мой единственный сын, ваш будущий лорд, высокородный Джоффри Дэн.
Джоффри Дэн протянул руку, и ее пожимали так, как пожимали руку отца.
— Меня также зовут Уильям Лидни, — сказал он, смеясь. — Мое имя было не совсем фальшивым.