— Нет, сэер. Я Джоффри Дэн, сын лорда Дэна.
— Вижу, лицо и фигура Дэнские. Но я не знал, что у лорда Дэна есть сын. Какова же причина такого пиршества? Ваш наряд похож на подвенечный, моя милая.
Он дотронулся до вуали и венка и смотрел на белое шелковое платье. Многие поспешили объяснить ему, и Уильфред подошел представиться.
— Я теперь понимаю, почему мне говорили на станции, что я опоздал, — заметил полковник.
Он сел за стол. Это был человек чистосердечный и откровенный, и без церемоний стал говорить о своих делах при всех.
— Я вышел в отставку, — заметил он, — и возвратился домой отдыхать. Мы будет жить вместе, Маргарет.
— О, да! Да! — отвечала она и чуть удержалась, чтоб не зарыдать при мысли, в каком бедном доме должна она принять брата.
— Какое печальное обстоятельство с этим банком! — воскликнул один из гостей. — Вы совершенно разорились, полковник?
— Сначала я так думал. Полагали, что никому не останется ни шилинга, но вышло иначе. Мы получили больше половины. Мне заплатили тридцать тысяч фунтов.
— Тридцать тысяч!
— Да, только на первый раз.
Тридцать тысяч! Бедный, разорившийся полковник Бордильон! Сквайр Лестер с удивлением вытаращил на него глаза. Маргарет бросила украдкой взгляд на Уильфреда и Эдифь и приложила руку к своему сильно бившемуся сердцу.
— Стало быть, у вас было шестьдесят тысяч капитала, полковник! — воскликнул один пожилой господин, который знал полковника Бордильона в молодости. — Какое огромное богатство!
— Для чего же мы тратим жизнь нашу в Индии, как не затем, чтобы приобретать состояние? — спросил полковник. — Уверяю вас, что как только я получил свои деньги, я поспешил вернуться домой, чтоб облегчить жизнь моего уважаемого друга и родственника сквайра Лестера. Ему пришлось содержать сына и невестку до сих пор, и я подумал, что давно пора мне принять издержки на мой счет.
Краска стыда покрыла лицо сквайра Лестера. Как он их содержал? Позволил умирать с голода, позволил Эдифь почти сойти в могилу от холода, позволил Уильфреду губить себя! Тревожное чувство овладело всеми; леди Аделаида взглянула на Эдифь с умоляющим выражением на своем вспыхнувшем лице. Оно как будто говорило: «Ради Бога, не выдавайте меня». Эдифь поняла, и нежная, любящая, успокоительная улыбка опять появилась на ее лице. Но на выручку подоспела Цецилия Дэн. Она потряхивала своими локонами и украдкой взглядывала на полковника Бордильона, мысленно задавая себе вопрос, слишком ли он стар или желт, или ей не надо обращать внимания на эти ничтожные недостатки и прельстить его.
— Вы меня не помните, вы со мной не говорили, — сказала она, вдруг, подходя к нему.
— Нет, не помню, — сказал полковник с недоумением. — Может быть, вы мисс Гэркеби.
Цецилия вскрикнула с досады. Мисс Гэркеби была девушкой лет тридцати пяти, когда Бордильон уехал, теперь ей было лет шестьдесят. Полковник не рассчитал, сколько времени прошло.
— О, как вы жестоки! А прежде вы были так милы и добры. Я помню вас хорошо, хотя была крошечной девочкой. Я не думала, что вы забыли Цели Дэн.
Бедная Цецилия залилась слезами, между тем как все в комнате смеялись.
Через несколько вечеров после этого — кажется, через неделю — заходящее солнце освещало запад потоками золота, сияя на шумную сцену. Праздные люди, нарядившись в лучшие платья, собрались на дороге перед Дэнским замком, дети играли на утесах. Глупые люди, их привлекло столько же любопытство, сколько и привязанность; они собрались тут посмотреть на возвращение новобрачных, отозванных так рано из своей свадебной поездки по случаю усилившейся болезни лорда Дэна.
Экипаж подъехал. Это была дорожная карета, запряженная четверней, с дэнским гербом. В карете сидел Уильям Дэн с женой.
— Что это значит? — воскликнул он с удивлением. — Посмотри, Мария!
Пока она смотрела и удивлялась, прелестный букет оранжерейных цветов был брошен в окно кареты на ее колени. Она обернулась и увидела мистрисс Рэвенсберд.
— Благодарю, Софи, благодарю, — сказала Мария, наклоняясь вперед и смеясь. — Уильям, они все собрались встречать нас.
— Да, я никогда не видал зрелища более приятного.
— Более приятного? Неужели? А я предпочла бы воротиться домой в спокойствии и тишине.
— Это знак, что отцу моему лучше, — сказал Уильям Дэн, — по крайней мере, он не так болен, как я опасался.
— Ах, да! Прости мое легкомыслие, Уильям. Посмотри, вот твой приятель Бэн Бичер.
Уильям отыскал глазами Бэна Бичера, улыбнулся ему и кивнул головой, а Бэн покраснел от гордости.
Несколько поодаль от остальных стояла женщина в щегольском наряде — в пунцовой шали и с розовыми бантами на желтой шляпке — и мальчик в новом плисовом платье, украшенном металлическими пуговицами. Уильям Дэн указал своей жене на это место.