Предположение леди Дэн было справедливо. Лорд Дэн не только огорчался, но и сердился; он полагал, что Джоффри уже имел время получить известие и обратить на него внимание.
— Джоффри мог, по крайней мере, написать, если не захотел приехать, — заметил лорд Дэн в тот же вечер своей жене.
Увы! Джоффри Дэн приехал слишком скоро. Не сам он, а его останки. Он находился в окрестностях Рима и занемог одною из тех злокачественных горячек, которые свойственны тому климату, и через три дня умер. Письмо, написанное лордом Дэном и препровожденное к нему банкирами, не успело до него дойти, и он умер, не узнав об участи брата. Его слуга Уилькинз прислал это несчастное известие лорду Дэну. Когда осиротевший отец держал письмо в руке, тело сына было уже по дороге домой. Оно было отправлено из Чивитта-Веккии.
Как странны и торжественны показались эти известия изумленным жителям Дэншельда! Смерть одного брата, так быстро последовавшая за смертью другого, как будто вызвала множество суеверных предположений. А еще ужаснее поразила она Дэнский замок. Не успели еще поднять флаг, опущенный по случаю смерти Гэрри, как его опустили еще ниже по случаю смерти наследника, Джоффри. Лорд и леди Дэн были подавлены горем; те, кого они лишились, были их родными детьми, и ходили слухи, что родители недолго переживут детей. Особенно леди Дэн пострадала от этого известия; слуги с испугом смотрели на нее и говорили, что иногда видят на ее лице «признаки приближающейся смерти».
В одно веселое майское утро, дроги, траурные перья на которых составляли неприятный контраст с солнечным блеском мира, приехали в Дэнский замок из Соутгэмптона в сопровождении камердинера Уилькинза. Ноша, которую они везли, была снята с них и отнесена в замок, в «комнату смерти».
Почему эта комната имела такое страшное название? Приезжие часто задавали этот вопрос. Только потому, что эта комната предназначалась для покойников. Когда член Дэнской фамилии умирал, тело ставилось в эту комнату до похорон, и публика впускалась туда смотреть. Эта комната не употреблялась ни для чего другого, это была холодная, серая комната, совершенно пустая, с каменным полом и узкими окнами, слишком высокими для того, чтоб в них можно было заглянуть, и которые не открывались. Было предание, что когда кто-нибудь из Дэнов умирал, пол в этой комнате становился сырым местами, а не весь, как в сырую погоду. Глупое суеверие, говорили люди умные.
Подставки были принесены из сарая и поставлены посреди комнаты, а гроб на них. Лорда Дэна прикатили в кресле, леди Дэн вошла и стала возле него, оба старались подавить свое горе, до тех пор, пока останутся наедине и могут позволить себе предаться ему. Только двое главных слуг находились тут, и работники, призванные открыть гроб, приготовлялись снимать крышку гроба.
В эту минуту Уилькинз, узнав, что намеревались делать, остановил работников движением руки и обратился к лорду Дэну:
— Милорд… извините… но безопасно ли это? Он умер от злокачественной горячки.
Неприятное чувство овладело всеми, и некоторые слуги отступили назад. Лорд Дэн размышлял.
— Я не боюсь заразы, — вдруг сказал он. — Пусть те, которые боятся ее, уйдут, но я хочу видеть останки моего сына. Прежде бывали случаи о… о том, что подменяли тех, кого считали умершими.
Уилькинз обратился к лорду Дэну с изумлением на лице и со слезами на глазах.
— Милорд, возможно ли, чтоб вы могли подозревать…
— Я вас не подозреваю, Уилькинз, — перебил лорд Дэн. — Но есть разница между убеждением душевным и убеждением очевидным. Я не имею никакого душевного сомнения, что мой милый сын Джоффри лежит мертвый в этом гробу, а все-таки я желаю неоспоримо убедиться в этом. Уйдите, — прибавил он, несколько резко обращаясь к слугам, — а вы, — он сделал знак работникам, — продолжайте ваше дело. Не лучше ли и тебе оставить нас?
Последние слова он сказал леди Дэн. Она просто покачала головою и ждала. Это дело продолжалось очень долго, потому что надо было отбивать свинец. Но наконец все было кончено. Все слуги вышли из комнаты, кроме Бреффа. Лорд Дэн вопросительно посмотрел на него.
— Я не боюсь, милорд. Позвольте мне в последний раз взглянуть на бедного мистера Джоффри.
Это был неоспоримо Джоффри Дэн; он менее изменился, нежели можно было ожидать. Все жадно, долго глядели на покойника, несколько сдерживаемых рыданий вырвалось у осиротелой матери, и гроб был заколочен навсегда. Потом все вышли из комнаты и стали пускать публику.
Нечто вроде испуга произошло в эту ночь в замке и возбудило неприятную суматоху. Софи страдала кашлем уже несколько недель, и он очень беспокоил ее по ночам. Она имела привычку принимать успокоительное питье из трав и всегда относила его наверх, когда шла в постель. В эту ночь она забыла сделать это, или лучше сказать, не пошла в кухню за своим питьем; вместе с другими слугами, ей было страшно проходить по длинным коридорам, помня что было в доме. Леди Аделаида задержала ее довольно поздно, и Софи знала, что никого из прислуги уже не будет внизу. Но она не могла заснуть. Кашель ее необыкновенно усилился. Наконец, потеряв терпение, она встала с постели, решившись преодолеть свой страх к приведениям и уединенным коридорам, и пошла за своим питьем.