Тот — дал мне патронище противотанковый.
А вождь сенегальский
жену чуть не отдал —
чего не отдашь ради дружбы народов!
Но все это — лишние перечисленья...
Я лучше о том, как мы плыли по Лене,
79
вабыв о просушках, с мошкой на макушках,
на карбасе, названном гордо: «Микешкин».
Вокруг было только величье откосов —
ни признака д а ж е колхозов-совхозов,
и только олени по тундре алмазной
бродили еще неохваченной массой.
И вдруг из-за мыса возникла моторка,
чадя за версту,
как у черта махорка.
Грустя в одиночестве,
видно, глубоком,
моторка п р и ж а л а с ь к «Микешкину» боком.
И на б о р т — в и з и т н о ю карточкой скромной —
к нам рухнул таймень,
как акула, огромный.
Потом появился тайменедаритель—
нельзя себе д а ж е представить иебритей!
Его борода в первозданности дикой
набита была чешуей и брусникой.
К тому же внутри бородищи, конечно,
дробинка болталась на рыжем колечке.
Прошелся но карбасу гость и сначала
без слова нас всех изучал одичало.
И выпрямясь твердо,
почти что военно,
представился хрипло:
«Топограф... Валера...»
А малость обвыкнув, неловко помешкав,
спросил он:
. «Кто был этот самый Микешкин?»
И мы рассказали, что был это лоцман,
который считал разособенным лоском
вести карбаса по дороге старинной,
для шика глаза з а в я з а в мешковиной.
Купцы, как ельцы,
суетясь, увивались:
«Уважь, Петр Иваныч...Уж мы, Петр Иваныч...»
А он презирал их пузатое племя,
и бросил однажды три сотенных в Лену,
и крикнул купцу;
«Ежли прыгнешь и выловишь
60
но только з у б а м и — «*
твои они, Нилович!»
И плюхнулся в воду купчина, как студень,
и в нижнем белье всенародно был стыден.
Мильонщик,за эту позорную цену
он чавкал, глотая холодную Лену,
а нищий Микешкиннад жадиной в нижнем
смеялся, как будто мильонщик нал нищим.
И где-то в избеночке краснофонарной
штаны пропивал он, судьбе благодарный,
что жизнь свою шалую пьяницей прожил,
но Лену не пропил,
но совесть не продал.
'Жандармы ему обещали полтыщи,
но он отвечал:
«Не вожу политицких...*
«Да кто ты такой?» —
угрожали кутузкой,
'А он отвечал:
«Да я вроде бы русский...»
^Топограф Валера рассказом увлекся.
Понравился явно Валере тот лоцман.
Понравилось то, к а к он пил артистически.
Понравилось, что не возил «политицких».
И карту достав,
как решенное, просто у
Валера сказал нам:
«Дарю я вам остров».
И четко нанес без запинки малейшей
название острова:
«Карбас «Микешкин».
Молчали мы все и смущенно курили —
ведь нам островов ;
никогда не дарили,
3 Евг. Евтушенко
"8[
А ты, Петр Иваныч Микешкин,
подавно
такого вовек не предвидел подарка!
Хотел я Валеру спросить поподробней —
о ч е м? —ну хотя бы откуда он родом.
Но вспомнив рассказ и веселый и грустный,
он лишь усмехнулся: «Да вроде я русский...»
И вот от борта отпихнулась моторка,
чадя за версту,
как у черта махорка,
и где-то за мысом в туманах промозглы*
исчез человек, подаривший нам остров...
1967
АРИЯ ИНДИЙСКОГО ГОСТЯ
Называют Индией в Сибири
индивидуальные постройки.
Если колья вбили,
стены сбили —
супротив пурги хибары стойки.
Словно в валенке
сибирский помидор,
в людях — инливидуалинки з а д о р.
Прокален морозом в стенах каждый гвоздь.
Спой нам арию свою, индийский гость!
«Я из Индии, где минус пятьдесят,
где рубахи, словно айсберги, висят
у построенных из ящиков халуп...
Эту Индию ты, что ль, искал, Колумб?
А увидев,
испугался, з а д р о ж а л
82
и в Америку с испугу убежал.
Ну а мы с моим алмазником-дружком
вслед Колумбу-летуну тугим снежком.
Ты куда, пижон ботфористый,исчез?
Ведь а л м а з о в здесь, действительно, не счесть.
Мы немножечко чумазы,
но и сами мы алмазы,
лишь в оправу не по нраву что-то лезть.
Был вначале город Мирный
недостаточно квартирный,
а народ пошел настырный —