Нет, он не был кадровым военным. Он окончил рабфак, в 1932 году в Кременчуге учительский институт. Учитель истории — человек мудрой и сугубо мирной профессии. Но он был из первого поколения советских людей, взрослевших после Великой революции, поколения, закаленного как сталь. Они люто ненавидели фашизм и старательно изучали военное дело, готовясь к защите рабоче-крестьянского государства. Слова по-испански: «Но пасаран!» — не нуждались в переводе.
В 1934 году Богуна призывают в армию. Он служит в течение года в Москве, сдает испытания на должность командира взвода запаса. Спустя три года — переподготовка в Киеве, ему присваивают звание лейтенанта, с октября 1939 года начинается его служба в погранвойсках. А в промежутках между службой и сборами он в Ворошиловграде преподает в средней школе № 16, заочно оканчивает педагогический институт, работает в районо, вступает кандидатом в члены ВКП(б), женится. Киященко Антонина Варфоломеевна жила до войны с родителями, была на девять лет моложе Богуна. В 1940 году у них родился сын.
Скупые сведения о людях, о которых не было вестей почти сорок лет. В сборе этих сведений участвовали работники Центрального архива погранвойск и Александрийского райисполкома, сотрудники органов народного образования, красные следопыты Ворошиловградского Дворца пионеров. Они, следопыты, сделали многое. Восстановили факты педагогической деятельности Богуна, отыскали людей, которые с ним работали, теперь через областную газету ищут родственников его жены. И они доведут до конца свой поиск. Всем, кому доводилось заниматься розысками подобного рода, знают, что, если хочешь получить точный и обстоятельный ответ, обращайся напрямую за помощью к этим мальчишкам и девчонкам из кружков красных следопытов, ревностным летописцам и хранителям славы своих отцов и дедов.
Антон и Антонина... Всего два года отвела им судьба на любовь. И жизнь, прожитая ими вместе, похожа на песню, пропетую чистыми и сильными голосами.
Не испугавшись, Антонина с ребенком поехала к мужу на заставу, в глухой приграничный лес. В личном деле Богуна сохранилась запись: «Объявлена благодарность за участие в задержании вооруженного нарушителя». Можно представить, что чувствовала, что пережила она в эти дни и ночи, когда начальник заставы уходил на границу, когда оттуда, из леса, доносились выстрелы.
Они назвали своего сына Валерием, в честь летчика Чкалова. Они хотели, чтобы он вырос таким же смелым и сильным. И они не знали, что ровно через год сами проявят высочайшие образцы силы духа и верности долгу.
Исчезла семья, сгинула. После войны ее искали сестры Богуна, родители Антонины. Остались копии сухих ответов: «Все трое пропали без вести...» Но на бывшей границе и сегодня вам расскажут немало поразительных историй о том, как самым причудливым образом складывались судьбы людей, как в крестьянских избах, в польских и литовских семьях спасали малолетних детей погибших пограничников.
Может быть — все может быть! — фотографию Антона и Антонины разглядывает сейчас смугловатый чернобровый мужчина лет сорока, который не знает, откуда он родом и кто его родители. Но если, глядя на фотографию, на душе стало у него печально и светло, то пусть отныне хранит у себя этот журнал. Как нечаянную весть о том, что ни проверить, ни доказать нельзя.
След Антонины, уведенной в плен, затерялся. Но что произошло с Антоном, теперь известно. И если тебе, товарищ, захочется поклониться родительской могиле, то поезжай в литовский город Таураге. Там, на 18-м километре, слева от шоссе, под высокими старыми соснами покоится прах человека, который, быть может, был твоим отцом.
...Февральский снег в Прибалтике празднично ярок, искрист. Снега в изобилии. Крепостные валы поднялись по обочинам шоссе, завалены леса. Ни проехать, ни пройти.
Но мы все же идем. На двух машинах-вездеходах с группой офицеров и солдат дважды Краснознаменного погранотряда идем вдоль бывшей границы.
Остался позади тихий городок Таураге, безупречно прибранный, с белыми, словно игрушечными особнячками. Проносятся мимо могучие панелевозы, автоцистерны с надписью: «Молоко», автобусы. 18-й километр. Словно перерезав шоссе, четко чернеют три полосы. Это падает тень от вздыбленных стальных рельсов, которыми отмечен за обочиной шоссе рубеж обороны первой заставы. Свернув налево, долго идем снежной целиной, огибая овраги и закованные в лед речушки, пока выбираемся, наконец, к невеликому бревенчатому поселочку, где установлен памятник павшим пограничникам второй заставы. По едва приметной лесной дороге едем к месту гибели политрука Родионова и бойцов с пятой заставы. Молча, читая фамилии, стоим у обелиска... Сугробы да темные ели и сосенки с бронзовыми стволами, выросшие за эти годы на опушке старого приграничного леса, не пускают нас туда, где вели бой третья и четвертая заставы.