Этот дом на зеленой улочке стал для детей лейтенанта Богуна подлинно отчим домом. В голодноватое время после войны волею судеб на попечении Зинаиды Анатольевны и Варфоломея Федотовича оказалось пятеро ребятишек. Всех они поставили на ноги, вывели в люди. Не всегда сытые, одетые кто во что, но всегда неунывающие, они жили дружно и весело, ибо жили под присмотром прекрасной супружеской пары, старых украинских учителей, из тех, которые знают всего Шевченко, вечерами читают Толстого и Блока, а в комнате, в красном углу, держат портрет гимназиста Володи Ульянова.
В этом доме никогда не предавалась забвению память об Антоне Антоновиче Богуне. О нем рассказывали детям, вспоминали, каким он был душевным, чутким, истинно интеллигентным человеком, говорили о его убеждениях коммуниста и патриота. Несмотря на все невзгоды, здесь сохранили две вещи, лично принадлежавшие Богуну. Всего две вещи, которые, видимо, были ему чем-то дороги, — том Пушкина в мягком довоенном переплете и маленький гипсовый бюстик Энгельса с карандашной надписью «Тургенев». Этой надписью Зинаида Анатольевна простодушно надеялась в дни оккупации отвести глаза фашистам, выдав основоположника марксизма за бородатого русского писателя.
Дети Богуна — Валерий и Зинаида, инженер и воспитательница детского сада, выросли в преклонении перед памятью об отце. У них хорошие семьи, первыми у обоих родились сыновья, оба в честь деда названы Антонами. И уже растет правнук лейтенанта, крепенький черноглазый хлопчик трех лет от роду. Знак высшей справедливости видится в том, что живет на земле и будет жить в грядущем веке Антон Антонович Богун, полный тезка своего прадеда, отдавшего жизнь за свободу нашей земли.
Надо ли говорить, как встретили в Ворошиловграде весть о подвиге лейтенанта?
Когда мы расставались, Варфоломей Федотович сказал: «Прости, сынок. Не смогу проводить тебя на вокзал. Боюсь, не доползу. Дорога проходит тут близенько от дома. Прошу тебя — будешь ехать мимо, махни мне из окна вагона».
По пригороду скорый поезд идет медленно, словно, осторожно раздвигает завесу из ветвей старых кленов и верб. Увидев Варфоломея Федотовича, я помахал ему. Он стоял у полотна железной дороги с букетом белой сирени. Снял шляпу, низко поклонился стриженой седой головой, и так выразительны были его склоненная фигура, этот букетик осыпающейся сирени, что сжалось сердце.
Но перед тем мы ездили с Валерием Богуном на родину его отца, в село Протопоповка.
Родные сестры Богуна сорок лет жили на Кировоградщине в полном неведении о судьбе брата и его семьи. После оккупации они переписывались с Киященко, потом письма перестали приходить, адреса позабылись.
Мария Антоновна — степенная, рассудительная, с ухоженным смугловатым лицом. Евдокия Антоновна — постарше, попроще, она давно на пенсии, всю жизнь проработала в колхозе дояркой, кисти рук у нее, словно темные узловатые корешки. Увидела Валерия, кинулась на шею, ударилась в плач, запричитала.
В родительской хате Богунов, перестроенной и все еще крепкой, под могучей беленой матицей помянули Антона Антоновича. Валерий пошел в отца, напрочь не пьющий, но тут разволновался, пригубил чарку...
Село помнит об Антоне Богуне, гордится им, как и сотнями односельчан, погибших на фронте. В школьном музее собраны их фотографии, все до единой. Учитель истории, сам бывший фронтовик, местный краевед и летописец И. М. Куёвда быстро собрал все, что напечатано в газетах и журналах о подвиге лейтенанта-пограничника, оборудовал в музее особый стенд. Районный комитет ДОСААФ провел автомотокросс, посвященный памяти Антона Богуна. Этот кросс теперь будет традиционным. Призы победителям вручала Мария Антоновна.
А когда мы уезжали, будто все село провожало нас. Село Протопоповка — просторное, зеленое, с кирпичными домами, вытянулось километров на пять вдоль Ингульца. Был воскресный, без ветра, солнечный день. Они шли посреди улицы, Валерий и его родные тетки. Шли, взявшись за руки, и лица женщин, их глаза светились — другого слова, пожалуй, не подберешь. Будто этот высокий чернобровый мужчина был не племянник, а сам Антон Богун, их брат, который наперекор судьбе вернулся в родные края, на батьковщину. Люди стояли почти у каждого дома, сидели на завалинках. Они кланялись издали или выходили на дорогу, обнимались... Обо всем этом трудно писать... Сын лейтенанта, с горящими зацелованными щеками, увидел, какая большая у него родня, сколько в селе родственников, близких и дальних, как могуч и несокрушим корень Богунов.
Иначе распорядилась жизнь с родными Ивана Клочкова, рядового пограничника, погибшего со связкой гранат под фашистским танком.