— Хот-дог, бутылку пива, диетическую колу, — привычно перечислил Халдзат.
— А вы?
— Жареную картошку, салат, стакан апельсинового сока.
— Сейчас принесу. — Официантка, тяжело впечатывая каблуки в пол, удалилась, и полковник заинтересованно склонил голову набок: — Неужели вы вегетарианец, господин Идрис Нохчий?
— Я сомневаюсь, что вы режете скот в соответствии с требованиями Корана.
— А-а, тогда понятно, — полковник кивнул, оглянулся, проверяя, чтобы за его спиной никто не сидел, потом достал из внутреннего кармана лист бумаги, развернул, вгляделся в фотографию на распечатке, поднял глаза на собеседника. — Итак, господин Нохчий, по нашим, далеко не полным сведениям, вы активный участник отрядов сопротивления Ичкерии, в прошлом — командир крупного подразделения. В девяносто четвертом — девяносто шестом годах участвовали в боях против русских войск. В марте девяносто пятого года, освободив селение Белый Юрт, вы устроили показательные казни русского населения, публично перерезая горло старикам, сворачивая головы младенцам, вспарывая животы женщинам. Самолично убили более шестидесяти человек, а весь ваш отряд — более трехсот русских. В дальнейшем вы повторяли подобные акции в других населенных пунктах. Общее число истребленных таким образом мирных жителей превысило три с половиной тысячи человек. В мае девяносто пятого года вы устроили засаду на дороге Гудермес-Аргун и обстреляли идущую по ней воинскую колонну. В ходе столкновения ваш отряд был уничтожен практически полностью, а вы тяжело контужены.
— Если бы не вертолеты и штурмовики, которые гнались за нами до самых гор и расстреливали с воздуха, как волков, — сжал кулаки Идрис. — Ничего бы они нам не сделали!
— Ну, вы же сами называете себя волками, — безразлично пожал плечами разведчик. — Еще здесь указано, что в разгромленном отряде было много ваших родственников, и теперь старейшины изгнали вас из рода. Хотя, неважно. Осенью вы снова стали нападать на русских. Но теперь не только резали женщин и детей, но и совершали обстрелы блок-постов, нападали на небольшие русские отряды, вели достаточно длительные бои.
— Я должен был отомстить!
— После заключения мира в августе девяносто шестого вы продолжали вылазки на территорию Ставропольского края и в Дагестан, убивали тех, кого встречали, похищали людей. Большей частью, обеспеченных. Требовали выкуп. Российская сторона передала нам видеозаписи, на которых заснято, как вы насилуете заложников, отрубаете им конечности, детям вырываете волосы и отрезаете пальцы, выкалываете глаза. Для усиления воздействия вы самолично отрубили головы семнадцати заложникам. Это только те, кто попал в объектив. Ваша активность не нравилась многим влиятельным командирам, которые получали из России деньги на образование, пенсии, пособия, медицинское обслуживание населения. Они опасались, что русские могут все-таки возмутиться и попытаться предпринять ответные действия. Вы оказались человеком несговорчивым, и на вас трижды совершались покушения. Один раз вы отделались легким ранением, второе окончилось новой контузией. Между тем, родственники по-прежнему запрещали вам появляться в родных местах, и после третьего покушения вы предпочли покинуть Россию. Если не ошибаюсь, у вас по-прежнему российский паспорт, не так ли?
Чеченец ответить не смог, поскольку к столику подошла официантка. Она выставила бутылки, стакан с соком, тарелки.
— Подождите… — Рональд Халдзат достал бумажник, вытянул из него двадцатку. — Вот, возьмите. Сдачи не нужно.
— На чем мы остановились? — сложил распечатку разведчик. — Ах, да. В нашей стране вы занимаетесь сбором пожертвований на продолжение вооруженной борьбы чеченского народа с захватчиками. Но, насколько мне известно, не очень успешно. Военных действий в самой Ичкерии практически нет, а те два взрыва в Санкт-Петербурге и Саратове, которые вы надеялись совершить для поддержания своего реноме, были сорваны русскими спецслужбами. Мусульмане не понимают, куда пропадают их деньги. Не видят результата. И не очень охотно расстаются с долларами, которым можно найти совсем другое применение.
— Ничего, Аллах еще услышит, как кафиры возопят от ужаса и боли.
— Сомневаюсь… — Полковник приложился к бутылке с кока-колой и сделал несколько глубоких глотков. — Сомневаюсь, потому как вместе со взрывчаткой русские вычистили и вашу агентуру. А завести новую, сидя в захудалом американском городишке, довольно трудно.