Мы с ней обе засмотрелись в темноту. Небо над нами было ясное, звезды кололи иголками, но на севере, за сто миль от нас, весенний ветер сбивал вокруг высочайших вершин грозовые облака. Каждые несколько вздохов прохладную чашу неба раскалывали бело-голубые молнии, хотя гром до нас не долетал.
– И как ты поступила? – спросила я, глядя на Элу: ее лицо осветилось зарницей и снова погрузилось в темноту.
– Провела с ним полгода. В его доме.
– Полгода?..
Я пыталась представить: вот я вижу работающего в поле незнакомца и решаю – только на основании его способности ворочать камни – провести в его доме шесть месяцев. Байка Элы представлялась мне именно что байкой – из тех, что читаешь в книгах или слушаешь у костра. Ткань таких рассказов сплетается наполовину из выдумок, а наполовину из шуток. Только вот Эла не шутила, и заподозрить ее во лжи я не могла. Голова вдруг пошла кругом, как будто плоская вершина горы неощутимо накренилась, чтоб сбросить меня в пропасть. Эла придержала меня за плечо, оттянула назад.
– Как? – спросила я, восстановив равновесие.
– Не так уж трудно было не смотреть на его пальцы и дышать только через рот, – пожала она плечами.
– Отводить взгляд и дышать ртом – кажется, не самый прочный фундамент для любви.
Женщина захихикала:
– А ты как представляешь себе любовь, Пирр?
Я по-дурацки покачала головой.
– Я и говорю, – помолчав, сказала Эла. – Одним это дается легче, другим труднее. Богиня наделила нас бесконечным разнообразием. Наши затруднения так же различны, как наши лица.
– Однако Ананшаэль установил для всех одно Испытание, – ответила я, не сдержав горечи.
– Иное было бы несправедливо.
Я так прикусила губу, что почувствовала во рту вкус крови.
– Почему мне никто не сказал? Столько лет… я знаю тринадцать способов убить человека деревянной миской. Я выучила яды, которых не видели со времен кшештримских войн, яды, древние как неббарим, если неббарим не выдумка. Я часами висела вниз головой на стропилах и без шума высаживала стекло из оконной рамы. И все это время думала, что готовлюсь, а оказалось… без толку.
Эла пожала мне плечо:
– О, все это пригодится. Даже если отбросить вопрос о любви, тебе еще шестерых предстоит отдать богу.
– Да ведь нельзя же отбросить вопрос о любви! Пусть даже остальных я принесу в жертву в первый же день, – все равно я провалилась.
– Не обязательно. Ты можешь заменить последнюю жертву собой. Мы с Коссалом тебе поможем.
Она говорила ровным голосом, как бы хотела ободрить, но меня ее слова не утешили. Не то чтобы я боялась смерти, все воспитанники Рашшамбара примирились с мыслью о своей кончине. Милость и справедливость Ананшаэля распространяется и на нас. Особенно на нас. Жрица, неготовая стать жертвой, – не жрица, а просто убийца. Я уже тогда это понимала. Меня пугала не смерть, а провал. Я давно привыкла, что мне легко дается наука Ананшаэля; несправедливым казалось споткнуться вдруг на таком неожиданном и непреодолимом препятствии.
– А кто будет судить? – тихо спросила я.
– Судить?
– Да. Любовь или нет. Кто решает?
– А… – Отведя взгляд от безмерности ночи, Эла обернулась ко мне. – Мы с Коссалом вместе.
– А если я солгу?
Жрица поцокала языком:
– Вообще-то, мы рассчитываем на некоторое благочестие испытуемых.
– Все благочестие уложится в груду тел. Чем меня всегда восхищал наш бог: он не терпит лжи. Если женщину покинула жизнь – ее больше нет. А вот с любовью… – Я досадливо вздохнула. – Ее кто угодно может подделать. Без фальши ее и не бывает.
– Сказала ни разу не любившая девушка.
– Откуда тебе знать? – упорствовала я. – Вот я найду кого-нибудь и скажу, что влюблена, и стану этого держаться – и откуда тебе знать?
– Любовь обладает определенным обликом, прорастает в нас особенным образом. Это между нами.
– Ты жрица смерти или поэт, Кент тебя поцелуй?
Я тут же пожалела о своих словах. Эла была всего десятью годами старше меня, всего десять лет, как сама прошла Испытание, но успела войти в рашшамбарские легенды. В двадцать восемь она, исполняя одно из непостижимых повелений нашего бога, отправилась в Бадрикаш-Раму, проникла за древние несокрушимые стены дворца Вечерних Волн, проскользнула мимо стражи сумерек и задушила старшего из князей манджари. Многие полагали это благочестивое предприятие невозможным, а она следующей ночью вернулась за его братом. И в благочестии такой женщины я усомнилась! Я почти готова была к тому, что она сбросит меня с обрыва. А Эла вместо того захихикала.