Я поделился своими сомнениями с духовными наставниками. Но в ответ услышал только обычные речи священнослужителей – живительный бальзам, проливаемый на душевные раны. 29 июня, в день возведения в сан священников в «лоне Святой Римско-католической апостольской церкви», я отказался от сутаны.
Люк ошибся. Я находился не в больнице для здоровых.
Я был на кладбище. Здесь все были мертвы. И я в том числе.
Я вернулся в Париж и прорвался в парижское архиепископство. Там мне предложили длинный перечень гуманитарных организаций. Я остановился на первой же миссии на том континенте, который для себя выбрал, – в Африке. «Земля надежды» – ассоциация бельгийских францисканцев, которая принимала в свои ряды добровольцев-мирян, показалась мне самой подходящей. Эта партия дальше других углублялась в зоны риска.
И вот в 1993 году, за год до начала геноцида в Руанде, началось мое первое приключение.
Указатели на выезде с автострады вернули меня к действительности.
Я устремился в туннель на въезде в Орлеан, продолжая думать о Люке и о том, как переменились наши судьбы. У меня все было еще впереди. От этой мысли я вздрогнул. Никогда я не последую за ним по дороге самоубийства. Теперь я должен был это признать и найти причины, толкнувшие его на такое. Что-то должно было случиться. Немыслимое событие, которое выбросило Люка из его собственной судьбы. Я должен пролить свет на его решение. Только при этом условии к нему вернется сознание.
9
Рабочий кабинет. Груда бумажного хлама. Срочные сообщения. Я закрыл дверь и вскрыл новую пачку сигарет. «Курение может нанести вред сперматозоидам и уменьшить детородную способность». Такие предупреждения действовали мне на нервы. В памяти возникли слова, сказанные Антоненом Арто по поводу наркотиков: «Способы саморазрушения не имеют значения: общества это не касается».
Мой взгляд упал на желтые листочки, приклеенные к пачкам деловых бумаг: «11.00 – позвонить Дюмайе», «12.00 – Дюмайе» и еще «14.00 – Дюмайе. СРОЧНО!». Натали Дюмайе, комиссар и начальник Отдела уголовной полиции, руководила оперативными группами на Орфевр, 36. Я посмотрел на часы: почти 15.00. Для чаепития с цербером рановато. Я снял плащ и пролистал документы. Того, что я надеялся там найти, не было. На автоответчиках моего мобильного и городского телефонов также не нашлось ни одного заслуживающего внимания сообщения. Тогда я позвонил Маласпе.
– Ты чего не звонишь? – набросился я на него. – Как продвигается дело с цыганами?
– Я только что был на факультете в Нантере и говорил с профессором, специалистом по цыганскому языку и культуре. Ты был прав. Этот трюк с обувью – их обычай. Он считает, что наш клиент снял обувь со своей жертвы, чтобы его не преследовал ее призрак. Типично цыганский ход мыслей.
– Хорошо. Поищешь в базах данных Судебной полиции. Выберешь всех цыган, которые проходили по делам за последние годы, особенно в девяносто четвертом.
– Уже сделано. Еще мы работали в Центральном комиссариате Кретея. Проверяли местные общины.
– Ты где сейчас?
– На набережной. Возвращаюсь в Контору.
Я положил на папку с делом медальон с изображением архангела Михаила.
– Перед тем как пойдешь к себе, зайди ко мне. У меня для тебя кое-что есть.
Я положил трубку и вызвал Фуко. Пока я обдумывал подробности ночных происшествий, в дверь моего кабинета постучали. Старший оперативник моей группы выглядел жизнерадостным шалопаем: курчавые волосы, узкие плечи, обтянутые «Бомбером», сияющая улыбка. Фуко был как две капли воды похож на Роджера Далтри, солиста группы «Who» времен Вудстока.
Мой заместитель принял мрачный вид, собираясь заговорить о несчастье, случившемся с Люком, но я жестом остановил его.
– Ты должен мне помочь. Задание необычное.
– В каком смысле?
– Я хочу, чтобы ты прощупал парней Люка. Какое дело они раскручивали?
Он кивнул, но довольно скептически:
– Это будет нелегко.
– Пригласи их выпить. Прикинься своим в доску.
– Можно попробовать…
Вчера Дуду показал мне, что его ребята не расположены к сотрудничеству.