Пары двигались медленно и томно. Обливаясь потом, я еще немного продвинулся вглубь, отмечая по дороге знакомые лица, которые я тщетно искал в других заведениях. Менеджер из «Феми Кюти», сын президента Бельгийского Конго, дипломаты, футболисты, ведущие радиоканалов… Все собрались здесь, забыв об этнических различиях и гражданстве.
Наконец я нашел Клода. Он сидел с другими парнями за столиком в стенной нише. Я подошел поближе, вглядываясь в непроницаемую физиономию моего информатора. Приплюснутый широкий нос занимал половину лица, сдвинутые брови образовывали глубокие морщины на хмуром челе, а в крупных удивленных глазах застыло выражение «Я не виновен!». Он поднял руку:
— Мат! Мой друг тубаб! Садись с нами!
Я кивнул остальным и сел за их столик. Ну и сборище: здоровенные заирцы, а эти силачи по-приземистее — наверняка из Французского Конго. Меня приветствовали без особого энтузиазма. Все сразу почуяли легавого. В знак мира я запахнул плащ так, чтобы не было видно оружия.
— Выпьешь с нами?
Я кивнул, не сводя взгляда с сидящих за столом — косяк переходил из рук в руки, над головами плыло голубоватое облако дыма. У меня в руке оказался стакан скотча.
— Знаешь анекдот про Мамаду?
Не дожидаясь ответа, Клод затянулся и стал рассказывать:
— Белая девушка собралась замуж. Она знакомит жениха с отцом. Жених, Мамаду, — черный, ростом метр девяносто. Отец воротит нос, расспрашивает жениха о работе, об учебе, о доходах. У черного все в ажуре. В конце концов, отец говорит: «Я хочу, чтобы моя дочь была счастлива в постели! Я отдам ее только за того, у кого член длиной 30 сантиметров!» Негр широко улыбается и отвечает: «Нет проблем, патрон. Если Мамаду любит, Мамаду отрежет».
Клод залился радостным смехом, передавая косяк соседу. Я изобразил улыбку и отпил глоток виски. Этот анекдот я уже слышал раз десять. На радостях Клод хлопнул меня по спине и открыл свой мобильный: свет от экрана отразился на его лице, окрасив белки глаз. Затем он закрыл телефон и спросил:
— Что тебя привело сюда, тубаб?
— Ларфауи.
От его веселости не осталось и следа:
— Шеф, не порти нам праздник.
— Когда кабила прикончили, он был не один. Я ищу девушку.
Клод не ответил. Он снова раскрыл мобильный: похоже, читал сообщение. Клиент, конечно. На его обеспокоенном лице ничего не отразилось. Невозможно понять, насколько важным было послание. Он закрыл телефон.
— Где она? — спросил я, допивая виски. — Где эта девка?
— Понятия не имею, тубаб. Клянусь. Но об этом молчок.
— А разве не ты снабжал Ларфауи?
— У меня не тот товар, который был ему нужен.
Опасаясь самого худшего, я спросил:
— Что его заводило?
— Малолетки. Для Ларфауи все, кто старше четырнадцати, — старухи.
У меня отлегло от сердца. Я уже приготовился услышать о животных или о дерьме с ложечки. Тем не менее новость была нерадостной. Придется иметь дело с другим миром, миром англоговорящих. Малолеток экспортируют только из этого региона. Оттуда, где идет война, как в Либерии, или из перенаселенных стран, таких, как Нигерия; все сгодится, чтобы заработать хоть немного валюты. С этой средой я почти не знаком. Она полностью закрыта для посторонних. Проститутки там живут в полной изоляции от мира, зачастую они не говорят ни по-французски, ни по-английски.
— Кто был его поставщиком?
— Вот этого я не знаю.
Я вертел стакан в руках, разглядывая своих черных собутыльников. Плащ на мне приоткрылся, обнажив пистолет 9-миллиметрового калибра. Косяк все еще переходил из рук в руки.
— Бедняга Клод, похоже, я все же испорчу тебе вечеринку.
Негр истекал потом. Установленные на сцене прожектора отбрасывали на его лицо разноцветные блики. Он придержал меня за руку:
— Поговори-ка с Фокси. Может, она даст тебе зацепку.
У африканской проституции есть одна особенность: сутенеры здесь не мужчины, а женщины — «маммы». Чаще всего это бывшие проститутки, сделавшие карьеру. Крупные женщины с жесткой кожей и покрытыми насечкой лицами, они почти никогда не выходят из дома. С Фокси я встречался один или два раза. Она родом из Ганы. Самая влиятельная сводня во всем Париже.
— Где она сейчас обретается?
— Улица Мирра, пятьдесят шесть. Подъезд А. Четвертый этаж.
Я уже собирался встать, но Клод меня остановил:
— Будь осторожен. Фокси — колдунья. Пожирательница душ. Очень опасная!
Африканские содержательницы публичных домов держат своих девушек не силой, а магией. В случае неповиновения хозяйка грозит наслать порчу на их семью, оставшуюся на родине, или на них самих. У мамм всегда хранятся срезанные ногти, лобковые волосы или грязное белье, принадлежащие их девушкам, которые верят, что такие угрозы страшнее любых физических страданий.
Внезапно в памяти всплыли ужасные гримасы африканских масок с глазами, обведенными красным. Музыка, жара, дым от травки — все смешалось у меня в голове. Пронзительные звуки саксофона походили на скрежет мачете по мостовой под свист кровожадных хуту…
Я едва не потерял сознание, но танцующие вдруг отступили в нишу в стене, прижав меня к столу. Из стакана выплеснулся скотч. Клод обжегся косяком.
— Черт побери!
Облитый скотчем, я повернулся к подиуму: танцующие расступились, будто из сети под потолком выпала змея. Поднявшись на цыпочки, я увидел, что посреди толпы на полу какой-то негр бьется в конвульсиях. Глаза закатились, на губах выступила пена. Надо было вызывать «скорую», но никто и не думал приближаться к нему.
По-прежнему гремела музыка. В ней слышался бой тамтамов и пронзительные литавры. Танцоры снова принялись кружиться, стараясь не касаться впавшего в транс бедняги. Кое-кто хлопал в ладоши, как будто хотел изгнать из одержимого недуг. Я попытался протиснуться сквозь толпу, спеша ему на помощь, но Клод остановил меня:
— Оставь его, тубаб. Сейчас он успокоится. Он из Габона. Эти парни не умеют себя вести.
— Из Габона?
Выходцы из Габона основали в Париже свою мирную общину. Страна Омара Бонго была богата нефтью, а ее представители, все как один студенты, — приличные и скромные. Ничего похожего на выходцев из Конго или Кот-д'Ивуар.
— Он выпил что-то свое. Какое-то местное зелье.
— Наркотик?
Клод улыбнулся, прикрыв глаза. Бедолагу, вытянувшегося как бревно, уже уносили.
Я заметил:
— Похоже, что-то сногсшибательное.
Клод засмеялся, откинув голову:
— Вышибать дух — это мы, черные, умеем!
19
Улица Мирра, 5 часов утра
Дорожные рабочие усердно мыли тротуар, мимо медленно проезжал полицейский фургон. В арках прятались в тени проститутки, дожидаясь, когда, наконец, рассветет, чтобы уйти домой.
Здесь я снова столкнулся с попыткой облагородить африканские кварталы Парижа. Напрасно на улице Гут-д'Ор разместили комиссариат полиции, а на бульваре Барбес — магазин «Верджин», только зря потратились на ремонт — улица Мирра по-прежнему выглядела подозрительно и даже угрожающе.
Остановившись у дома 56, я, как почтальоны, воспользовался универсальным ключом, чтобы открыть дверь. Сорванные почтовые ящики, облупленные, исписанные вдоль и поперек стены. Не то чтобы трущоба, но сильно запущенное жилье, готовое к сносу при ближайшем скачке цен на недвижимость. Отыскав литеру А, я вошел внутрь.
На каждом этаже передо мной открывался проем с горой строительного мусора или забитый досками проход. Добравшись до четвертого, я проскользнул под свисавшими с потолка электрическими проводами. Казалось, все здесь дремало, даже запахи.
Огромного роста негр клевал носом, сидя на стуле. Вместо «сезам, откройся» я вновь извлек свое удостоверение. Он поднял брови, как будто этого было недостаточно. Я прошептал: «Фокси». Он разогнулся, отодвинул грязное замызганное одеяло, заменявшее дверь, и впереди меня вошел в следующую пещеру.