– Да я только хотел сказать, что босс – Боффано. Он у них главный. Они все на него работают…
– Давайте-ка подытожим, – впивается в него мертвой хваткой Энни. – У них контакт с “Ндрангетой”. У них связи с сицилийской мафией. На них работает правительство Кюрасао. У них связи с ямайской бандой.
– Вы хотите сказать, что в центре всей этой чудовищной паутины Луи Боффано? Он и есть великий махинатор, придумавший всю эту систему?
Энни смеется.
– Ну, у Боффано есть советники… – тянет страховой агент.
Но где ему против Энни. Она опускается перед ним на корточки, смотрит прямо в глаза. Никогда еще она не чувствовала себя в таком ударе. В ней клокочет ярость, мысль работает, как никогда, четко. Энни мысленно любуется сама собой – какая актриса пропадает.
– Советники? – фыркает она. – Стало быть, Учитель посоветовал прорыть тоннель? Или не посоветовал, а приказал: “Я пророю тоннель под дом Сальвадоре Риджио и убью его”.
– Но Энни, – вмешивается кларнетист. – Боффано сказал: “Убей его”. То есть одобрил это решение.
– Разве это делает его убийцей? Допустим, я говорю вам, что хочу убить вот этого человека.
Она показывает на Пита, и все смеются. Очень хорошо, думает Энни, пусть повеселятся – это расположит их мнение в мою пользу.
– Допустим, я говорю вам: “Я хочу насыпать яду ему в кофе”. Вы отвечаете: “Правильно. Убей этого ублюдка. Делай что хочешь”. Разве вы после этого убийца?
– Господи Боже! – воздевает руки страховой агент, вскакивая на ноги. – Я не могу в это поверить! Неужели вы считаете, что этого типа нужно выпустить на свободу? Нельзя допустить, чтобы этот итальяшка разгуливал и плевал на закон!
Энни не улыбается, но внутренне очень довольна. “Итальяшка” – отлично сказано. Вряд ли это понравилось бабушке, в жилах которой, судя по фамилии, тоже течет итальянская кровь.
Еще один союзник, думает Энни. Курочка по зернышку клюет.
Фред Кэрью, старший следователь полиции штата Нью-Йорк сидит на письменном столе в кабинете Славко Черника и разглядывает желтый блокнот. Двое детективов в форме нетерпеливо заглядывают ему через плечо. На странице торопливым почерком написано: “2 кг. 42 тысячи. Примо. 84 тысячи долларов. Дж. Морда. Вторник, 7:00”.
Старшему следователю не нравится, что подчиненные дышат ему прямо в затылок. В кабинете слишком тесно – негде повернуться. Напарник Фреда Гарри Берд сидит на матрасе и просматривает картотеку покойного. Покачивает головой, гримасничает.
– Ну и что вы об этом думаете? – интересуется один из полицейских.
– Я думаю, что здесь слишком холодно, – отвечает Кэрью.
– Это ведь Джимми Морда, да? – любопытствует детектив.
Кэрью зовет домовладельца, который терпеливо сидит в прихожей на трехногом табурете.
– Эй, мистер!
Тот сразу вскакивает.
– Да, сэр?
– У вас тут всегда такая холодина?
– Нет, сэр. Неполадки в системе отопления.
Совершенно очевидно, что Черника прикончил Джимми Морда. Желтый блокнот лежал прямо на столе. Каракули поддаются расшифровке без особого труда. “2 кг” – это два килограмма героина. 42 тысячи – это цена за килограмм. Конечно, дороговато, зато сорт “примо”. 84 тысячи долларов – общая сумма сделки. “Дж. Морда” – это наверняка Джимми Морда из клана Гамбино. Вывод напрашивается сам собой: Черник доставлял Морде наркотики, и что-то там между ними не заладилось. Просто, как азбука. Не над чем ломать голову.
– Отпечатки пальцев? – вслух спрашивает Кэрью.
– Пока ничего, – отвечает один из полицейских.
– Джимми щупали?
Детективы обмениваются кислыми взглядами. Вот черт, думает Кэрью. Придется тащиться к Джимми Морде. Малоприятная процедура.
– Ладно, я сам с ним разберусь, – вздыхает он и спрашивает у Гарри: – Что это ты просматриваешь?
– Картотеку. Старые отчеты Черника.
– Что-нибудь любопытное?
– Ни черта. Вот, например, отчет двухлетней давности. Жена одного типа слишком часто наведывалась к какому-то парню.
– Правда? – заинтересованно спрашивает Кэрью. – Ну и что там у них было?
– Тут не написано. Наверно, читали Библию на пару. – Гарри зевает. – Будешь смотреть?
– Нет. Там все отчеты такие?
– Скоро узнаем. Придется их все просмотреть.
Кэрью снова зовет домовладельца:
– Эй, мистер, у меня вопрос.
В дверном проеме возникает тощее личико.
– Да, сэр?
– Когда вы выставили отсюда этого парня, почему вы не вышвырнули все его барахло?
– Не успел. Я немедленно это сделаю.
– Ну уж нет, – вздыхает Кэрью. – Теперь нельзя. Теперь нам придется изучать всю эту идиотскую картотеку. Как будто нам больше делать нечего.
У домовладельца вид глубоко виноватый.
– Хорошо, скажите мне вот что, – меняет тему Кэрью. – У вас тут где-нибудь падубы растут?
– Что, простите?
– Или дубы? Вы знаете, что такое “окнот”? Это последние слова убитого перед смертью.
– Нет тут никаких деревьев, – пожимает плечами домовладелец, сосредоточенно морща лоб. От стараний у него даже начинают косить глаза.
– Ладно, забудьте, – машет рукой Кэрью. Детективы из местного участка пялятся на него во все глаза, ждут инструкций.
– Ну и что? – не выдерживает один из них.
– В каком смысле?
– По-моему, все ясно. Торговля наркотиками, внутренняя разборка. Без вариантов.
Кэрью сосредоточенно смотрит на желтый блокнот, покусывает губу.
– Это верно, что без вариантов. Кажется, нам, ребята, здорово повезло, а?
Он смотрит на Гарри, Гарри смотрит на него. Они понимают друг друга без слов: дело здесь нечисто.
Энни накладывает в тарелку неаппетитного салата и, высоко держа поднос, направляется вдоль стола туда, где сидит кларнетист.
Энни принимается за работу. Когда-то в прошлом она имела дело с музыкантами – это сейчас пригодится.
Завести разговор о джазовом ансамбле, в котором играет Уилл, проще простого. Потом он рассказывает ей о детях, которым преподает музыку. Они болтают о Бенни Гудмене, о Моцарте, о Гершвине. После этого естественным образом переходят на любимые фильмы. Уилл любит фильмы про Ирландию. Энни не столько говорит, сколько слушает. Выясняется, что кларнетист любит кататься на байдарках, особенно по морю – ему ужасно нравится скользить в маленькой лодке по огромным волнам. У кларнетиста зажигаются глаза, и Энни слушает его с не меньшим энтузиазмом.
На душе у нее скребут кошки. Кормят в отеле отвратительно, лампы дневного света вызывают головную боль. Но Энни не подает виду – она знает, что остальные прислушиваются к их разговору. Самое главное, что кларнетист не на шутку разговорился. Энни улыбается ему, делает вид, что рассказ о байдарке ей необычайно интересен. Уилл сообщает, что у него есть небольшой домик на морском побережье в Джорджии. Иногда он катается на лодке по ночному морю, и весла рассыпают целый звездный дождь из фосфоресцирующих капель. На лице у Энни появляется мечтательное выражение. За все время она поднесла ложку ко рту всего три раза. Отодвинув тарелку, она наклоняется к кларнетисту.
– Знаете, что мне в вас нравится? Вы не боитесь риска. Вот почему с вами так интересно спорить. У меня такое ощущение, что вы способны взглянуть на одно и то же дело с разных сторон. Например, вы не отвергаете с ходу версию о невиновности Боффано. Вам до всего нужно дойти своим умом. Вы не такой, как они, – шепчет Энни.
“Они” – это остальные присяжные, иными словами, тупой и равнодушный мир посредственностей.
– Да, мне хочется во всем разобраться, – кивает кларнетист. – Я пока еще не пришел к окончательному выводу.
Он чешет кудлатую башку.
– Послушайте, Энни, если хотите, я возьму вас покататься на байдарке.
– Это было бы просто чудесно, – взмахнув ресницами, отвечает она. Потом отводит взгляд в сторону – кажется, это называется “строить глазки”.
В это время она думает: неужели ты в самом деле считаешь, безвольный тюфяк, что я стану с тобой встречаться после того, как ты выпустишь убийцу на свободу? Если ты мне когда-нибудь посмеешь позвонить, я сразу же брошу трубку.