– Ну?
– Смотри на дорожный знак.
Гарри смотрит. На перекрестке даже не один, а два дорожных знака: “УЛИЦА ДУБОВАЯ” и “УЛИЦА ПАДУБНАЯ”.
– Ни хрена не понимаю, – пожимает плечами Гарри.
– Черник явно здесь проезжал, когда ехал из отеля.
– Очень может быть.
– Теперь ты понимаешь, что такое “дуб” и “падуб”?
– Не очень.
– Здесь его скорее всего подстрелили.
– Да?
Выражение лица у Гарри туповатое. Когда он голоден, мозги у него не работают.
– Или, возможно, он оставил здесь что-то важное, – продолжает импровизировать Кэрью. – Допустим, выбросил что-то из машины.
– Наркоту?
– Да. Или блокнот.
Гарри смотрит на него, как на психа.
– Какой еще блокнот?
– У частных детективов обычно есть блокнот, куда они записывают данные наблюдений.
– Да? Ты так считаешь? – вяло спрашивает Гарри, барабаня пальцами по рычагу передач.
– Слушай, на это не понадобится много времени, – просительно говорит Кэрью. – С медсестрой мы встречаемся в семь часов. У нас в запасе целый час.
– Фред, я собирался использовать этот час, чтобы подкрепиться. Я голоден, понимаешь?
– Да ладно тебе – всего десять минут. Опроси жителей соседних домов, и вперед. Хотя… Конечно, ты прав. Тебе нужен заряд калорий. Поедем, закусим, а потом вернемся.
Кэрью говорит это, потому что по глазам напарника видит: Гарри дал трещину.
Один из них берет левую сторону улицы, другой – правую.
Первый дом, куда заходит Кэрью, отличается от соседних высоким крыльцом и аккуратной каменной дорожкой. Дверь открывают две старухи, с любопытством глядящие на полицейский значок. Ни одна из них ничего не видела и не находила. Кэрью идет к следующему крыльцу. Там над входной дверью изящные фонари, круглое стеклянное оконце и аппликация в виде черного кота. Слышен женский голос, потом по ступенькам опрометью вниз сбегает ребенок.
Нет, никаких блокнотов они не находили. Еще один дом, дверь открывает солидный господин. Результат – ноль. Еще один дом. Потом еще. Потом еще. Все впустую.
На противоположной стороне улицы топчется Гарри, вид у него жалостный. Сейчас он похож на голодного щенка.
– Ладно, черт с тобой, – не выдерживает Кэрью. – Поехали.
Они садятся в машину, Кэрью включает двигатель. И тут мальчишка из второго дома подбегает к автомобилю и стучит в стекло. Когда Кэрью опускает стекло, мальчик протягивает ему маленький черный блокнот.
– Я с самого начала хотел вам сказать, но подумал, что вы подумаете, что я его украл, а я его не крал, он валялся вот тут в канаве, и я бы ни за что на свете…
Мальчишка стрекочет, не затыкаясь ни на секунду, но Кэрью его не слушает – он сосредоточенно листает странички. Гарри заглядывает ему через плечо. Почерк совершенно жуткий, разобрать что-либо трудно – к тому же уже темнеет.
– Ну-ка, открой последнюю страницу, – говорит Гарри.
Мальчишка стоит молча, двигатель выключен, вокруг гишина – лишь из соседних домов доносятся приглушенные голоса и взрывы телевизионного смеха.
А вот и последняя страничка. На ней написано “присяжный”. Еще там написано “БОФФАНО”, название отеля – “Карузо”. Кэрью, сам того не замечая, сжимает руки в кулаки.
Присяжный!
Суд часто использует отель “Карузо” для секвестра присяжных заседателей. Как же я мог об этом не подумать…
У Фреда словно пелена с глаз упала. Он еще раз перелистывает последние страницы, и ему становится ясно: торговля наркотиками здесь ни при чем, дело гораздо, гораздо, гораздо крупнее. Кэрью смотрит на мальчонку невидящим взглядом, и у него такое выражение лица, что паренек леденеет от ужаса. Он видит, что на него со свирепым видом уставился страшный дядя полицейский. Все ясно – совершено страшное преступление, похищен очень важный блокнот, и теперь придется провести остаток дней за решеткой, вдали от папы и мамы. Мальчонка стоит и думает, что жизнь кончена…
Эдди сидит в зале судебных заседаний, смотрит, как присяжные заседатели вереницей входят и рассаживаются по местам. А вот и она. Еле волочит ноги, глаза опущены. Села на стул, закрыла лицо рукой.
Секретарь суда спрашивает:
– Леди и джентльмены, пришли ли вы к единому решению?
– Да, – отвечает председательница.
– Каков ваш вердикт по первому пункту обвинения – убийству второй степени. Виновен ли обвиняемый?
– Не виновен.
В зале двести одновременных вздохов.
– Каков ваш вердикт по второму пункту обвинения – еще одно убийство второй степени? Виновен ли обвиняемый?
– Не виновен.
Окружной прокурор требует, чтобы присяжные обосновали свой вердикт, но это ничего не дает. Судья произносит суровое напутственное слово, объявляет, что обвиняемый освобождается из-под стражи. Все, процесс окончен.
Зал взрывается криками, аплодисментами.
Луи Боффано скачет на одной ножке, словно ему десять лет. Его обнимают и тискают адвокаты, жена, ребенок, родственники, кореши. Шум, гам, крики. Кто-то негодует, кто-то ликует. Витцель колотит молоточком, но никто его не слушает. В зале бушует настоящий Ниагарский водопад.
Эдди не сводит глаз с Энни. Она по-прежнему сидит, закрыв лицо рукой.
Боффано подхватывает Боузмена, подбрасывает его в воздух. Вокруг все хохочут.
Ничего, все обойдется, думает Эдди. Пройдет время, Энни Лэйрд, и ты обо всем забудешь. Главное, что ты справилась.
Вы с Винсентом отлично выполнили эту дерьмовую работенку. Можешь выкинуть нас из головы.
Мимо протискиваются репортеры – им нужно поскорее дорваться до телефона. Какие-то старушки посылают Боффано воздушные поцелуи. Все пихаются, суетятся, но Эдди смотрит только на нее.
Что ж, Винсент, значит, я никогда больше ее не увижу? Ты ведь теперь оставишь ее в покое, да?
Глава 12
ИГРАЮЩИЙ РЕБЕНОК, СЕНТИМЕНТАЛЬНЫЙ ДУРАК…
Джулиет режет на куски огромную пиццу. Дело происходит в доме Энни, на кухне. Присутствуют Генри, Оливер, сама Энни и Джесс со сверкающей серьгой в ухе. Джесс смотрит на выданный ему кусок пиццы с подозрением.
– Что это за штуковинки? – спрашивает он.
– Какие такие штуковинки? – удивляется Джулиет.
– Вот червячки какие-то.
– Это анчоусы, а что?
Джесс кривится:
– Что такое “анчоусы”?
– Это такие рыбки, – отвечает Джулиет. – Энни, держи.
Она протягивает тарелку своей подруге. Та рассеянно улыбается и сосредоточенно морщит лоб, думая о своем.
– Пицца с рыбой? – кривится Джесс. – Разве такая бывает?
– Если они тебе не нравятся, можешь их выковырять.
– Да ладно тебе, Джесс, не выпендривайся, – говорит Оливер.
– А на что они похожи по вкусу? – не слушает его Джесс.
– На сардины, – успокаивает его Джулиет.
– Нет, они как соль, только еще солонее, – высказывает свою версию Генри.
Оливер берет рыбешку, сует ее в рот и с видом гурмана зажмуривает глаза.
– Не совсем, – объявляет он. – Сейчас я скажу тебе, на что это больше всего похоже.
Он шепчет Джессу что-то на ухо.
– Неужели ты сказал то слово, о котором я подумала? – спрашивает сурово Джулиет.
– Да. – Оливер с невинным видом хлопает глазами.
– Неприличное слово, которое произносят только мерзкие мальчишки?
– Да.
Генри начинает хихикать.
– Неужели у тебя хватило невоспитанности сравнить анчоус с некой частью женской анатомии, о вкусе которой ты не имеешь ни малейшего понятия? Я права?
– Да, но именно за это я и люблю анчоусы, – отвечает Оливер. – Это моя единственная возможность получить наслаждение.
– Ты отвратительный мальчишка, – говорит Джулиет.
– Больше мне в этой жизни ничего интересного не обламывается, – вздыхает Оливер.
– Сейчас обломится, – многообещающе говорит Джулиет и швыряет в него анчоусом. Рыбешка попадает Оливеру в физиономию и прилипает к щеке. Генри аж заходится от хохота.
Еще больше воодушевляется Джесс.
– Здорово! Давайте кидаться пиццей! – кричит он, и это напоминает Джулиет, что она имеет дело с мальчишками, а не со взрослыми людьми.