Потом Энни расхаживает по своей мастерской из угла в угол, думает о доме. Давно уже она не испытывала такого неистового желания работать. Ежеминутно ей приходят в голову новые идеи.
Поток ее мыслей прерывается неожиданным дребезжанием телефона. Звук этот настолько ей неприятен, что Энни немедленно снимает трубку. Звонит Генри, друг Джулиет..
– Энни, это ты?
– Да.
– Джулиет умерла.
– Джулиет умерла, – тупо повторяет Энни.
– Они говорят, что онa покончила с собой.
– Нет.
– Она мертва.
– Нет.
– Она наглоталась снотворного, оставила записку. В записке говорится, что она устала, не может больше выносить напряжение, хочет уйти от всего и от всех, не может больше изображать из себя сильную личность. Энни, я не верю. Джулиет не такая. Что все это значит? Что происходит?
Энни чувствует, что ей совсем плохо. Чтобы как-то ослабить боль, она берет в руки лопату, которой обычно работает в саду, размахивается и вышибает стеклянную дверь. Потом методично принимается за окна. Во все стороны летят мелкие осколки стекла, и ей кажется, что в их хаотичном движении можно обрести забвение.
Стеклянные окна разлетаются на кусочки одно за другим, но боль не ослабевает. Тогда Энни принимается за ящики. “Мечта об увольнении” превращается в груду щепок. Боль на это никак не реагирует. Нет спасения, нет избавления, нет облегчения…
Энни роняет лопату. Из горла вырывается истошный вопль. Энни впивается в ладонь зубами. Тишина. По лицу сбегает кровь. Щека горит огнем.
Оливер и Джесс подъезжают к дому на велосипедах. День пасмурный, холодный, с погодой сегодня опять не повезло. Маминой машины на месте нет – наверно, поехала куда-нибудь по хозяйственным делам, но у Оливера на душе неспокойно.
Он и Джесс объезжают дом, и вдруг Оливер нажимает на тормоз. Он видит, что в мастерской выбиты все стекла, дверь висит на одной петле. Повсюду щепки, осколки.
– Ни фига себе, – ахает Джесс.
Но Оливер уже соскочил с велосипеда и бежит к мастерской. Перескочив через бетонные ступеньки, он вбегает, смотрит во все глаза.
Эти ублюдки расколотили один из маминых ящиков. Оливер смотрит на доски, оборванные провода, сломанный моторчик. Потом взгляд его падает на лопату. Рукоятка окровавлена, рядом на полу свежие пятна крови.
– Мама! – кричит Оливер и выбегает во двор. Джесс так и застыл с разинутым ртом.
Продолжая кричать, Оливер бежит к дому, судорожно тыкает ключом в замочную скважину. В доме тихо. Оливер бежит по лестнице наверх, но мамы там нет. Где она? Что делать? Звонить в полицию? А может быть, нельзя? Что сделает этот подонок, если Оливер вызовет полицию? Почему он не оставит нас в покое – ведь мама сделала все, что он хотел?
– Мама!
Оливер смотрит в окно, видит, что к дому подъезжает мамина машина. Снизу уже орет Джесс:
– Эй, мужик, не психуй! Она приехала!
Машина гудит клаксоном – веселый, согревающий душу писк. Оливер сломя голову несется вниз – чуть шею себе не свернул на ступеньках. Выбегает во двор, кричит во все горло:
– Мама!
Он плачет, прижимается лицом к стеклу.
– Что произошло?
Энни опускает стекло, на сына не смотрит. Кажется, она даже не заметила, что он плачет. На щеке у нее порез, над бровью ссадина. Кроме того, она почему-то выкрасила волосы в рыжий цвет! По лицу Энни блуждает смутная улыбка.
– Ну-ка, ребята, садитесь в машину. Отвезем Джесса домой. Как дела в школе?
– Мама, что тут произошло?!
Джесс с любопытством на них смотрит.
– А, ты про это? – небрежно пожимает плечами Энни, глядя на мастерскую. – Так, настроение было паршивое. Сам знаешь, со мной это случается. Багажник открыт, положите туда велосипед Джесса и поедем.
Ничего не поделаешь, нужно слушаться. Когда машина выезжает на улицу, Энни вручает мальчикам по шоколадке. На лице ее все та же странная улыбка. Она включает радио на полную громкость, слушает музыку, шуршит шоколадкой. Все трое молчат. Оливер искоса смотрит на Джесса, и тот красноречиво закатывает глаза – мол, чокнутая у тебя мамаша.
Возле дома Джесса Оливер помогает другу вытащить из багажника велосипед. Мама выходит из машины и вдруг спрашивает:
– Послушай, Джесс, а где твой заграничный паспорт?
– Что-что?
– Где твой паспорт? Вы ведь в прошлом году всей семьей ездили в Англию, правильно? Вот я и спрашиваю, где твой паспорт.
Джесс смотрит на Оливера.
– Ну, по-моему, мама держит все документы в гостиной, в ящике.
– Можно мне посмотреть на твой паспорт? Понимаешь, я тут задумала одну скульптуру и хочу нарисовать паспорт Оливера. Мне нужен образец.
– Почему бы вам не взять паспорт вашего сына?
– А он не ездил за границу, у него паспорта нет.
– На моем такая паршивая фотография, – вздыхает Джесс. – Жутко идиотское выражение лица.
– Ничего, я только минутку на него посмотрю и тут же верну.
Джесс пожимает плечами и отправляется за паспортом.
– Вот, любуйтесь, только, чур, не смеяться, – говорит он, вернувшись.
Энни смотрит на его паспорт, потом достает из сумочки свой, сравнивает.
– Ничего особенного, – говорит она. – У меня на фотографии такое же выражение лица – очень серьезное, без всяких там улыбочек.
Оливеру хочется только одного: чтобы эта дурацкая сцена поскорее закончилась, однако мама не торопится. Она разглядывает паспорт Джесса, задумчиво качает головой.
– У тебя тут такой вид, как будто накануне умерла твоя любимая собака.
– Да? – пожимает плечами Джесс. Наконец Энни возвращает ему паспорт и они с Оливером уезжают. На Ивовой улице Оливер не выдерживает:
– Мама, зачем ты это сделала?
Энни прижимает палец к губам. Когда они возвращаются домой, во дворе она притягивает Оливера к себе и шепчет:
– Пойдем прогуляемся.
– О`кей. Куда?
– Помнишь, в лесу есть такая дорожка, которая тянется вдоль старой железной дороги?
– Ну, помню.
– Веди меня туда.
Они идут по направлению к лесу. Мама то и дело оглядывается, словно проверяет, не следит ли кто за ними. Они идут быстро, возле трансформаторной будки делают короткую передышку. Потом углубляются в лес, Оливер ведет маму по своей секретной тропе.
– Мам, зачем ты подменила паспорта?
– Ты заметил?
– Конечно.
– А он, по-твоему, заметил?
– Нет. Он пялился на тебя во все глаза. По-моему, Джесс решил, что ты свихнулась. Зачем тебе понадобился его паспорт?
– Не мне, а тебе.
Оливер останавливается.
– А мне зачем?
Энни не отвечает, тянет его за собой. Она явно спешит.
– Мы что, уезжаем из страны? – спрашивает Оливер. – Мам, что стряслось? Почему в мастерской разгром? Что вообще происходит?
– Потом.
– Послушай, суд закончился. Мафия оставила тебя в покое. Ты, часом, не свихнулась, а? Ведь все уже кончилось.
– Почти.
– Давай поговорим. Объясни мне, в чем дело.
– Сейчас я не хочу об этом говорить.
– Ну хорошо, может, ты поговоришь с Джулиет? Давай ей позвоним.
Энни не отвечает. Вот и заброшенная узкоколейка – прямая просека через лес.
– Если мы пойдем вдоль железной дороги, куда мы выйдем? – спрашивает Энни.
– На Моррис-роуд.
– Нет, я имею в виду, если мы будем идти долго.
– Ну, не знаю. Наверно, в Кротон-Фоллз.
– Отлично.
– Но это семь, а то и восемь миль.
– Значит, нам нужно поторапливаться.
Они идут через лес. Начинает моросить, день и вовсе делается серым. Оливер смущен, растерян, молчание матери его пугает. Но со временем на него находит странное успокоение. Они пустились в бега? Вот и превосходно. Прощайте, контрольные по математике, прощай, Лорел Палиньино. Единственное, чего ему будет не хватать – так это встреч с Джулиет. Он уже сейчас по ней скучает.
Они идут несколько часов. Таинственное путешествие через лесные дебри, мимо осенних пастбищ, под моросящим дождем… Оливер нарушил молчание всего один раз. Он спросил: