Шли они по дороге и увидели пахаря.
— Что делает этот человек? Зачем он раскапывает землю и оставляет глубокие полосы на прекрасной ровной земле, покрытой нежной травой?
Затем, когда пахарь стал бросать в борозды зерна пшеницы, братья воскликнули:
— Как же глуп этот человек! Он бросает великолепную пшеницу прямо в грязь! Разве так можно?
Наконец братья дошли до деревни.
— Не нравится мне здесь, — сказал один из братьев, — странные люди живут в деревне, пойду-ка я обратно в город.
Но второй брат решил все-таки остаться в деревне. Прошло немногим более месяца, и он увидел, как засеянное пахарем поле стало покрываться зелеными побегами. Это так его впечатлило, что он тут же написал письмо брату, чтобы тот приехал и своими глазами увидел, какие перемены произошли в деревне. И действительно, когда брат приехал, то восхитился и тоже решил остаться в деревне.
Так они и жили некоторое время вместе, когда увидели, как пахарь взял серп и стал срезать созревшую пшеницу.
— Боже, — воскликнул нетерпеливый брат, — этот человек таки ненормальный! Он пахал землю, бросал в нее зерна, работал несколько месяцев, чтобы вырастить такую великолепную пшеницу, а теперь берет и срезает ее! Нет, мне все-таки не нравится деревня, я ухожу в город!
Но его брат, обладавший большим запасом терпения, решил посмотреть, что же будет дальше. Он увидел, как пахарь убрал урожай в амбар, отделил зерно от мякины, и узнал, что земледелец собрал пшеницы во сто крат больше, чем посеял весной. Это привело его в восторг, и он наконец понял, что все, что делал пахарь, имело смысл и свою цель.
Так же происходит и с замыслами и деяниями Бога — все, что Он ни делает, нам во благо. Однако простому смертному, который видит лишь ничтожную часть сотворенного Им, невозможно понять всей сущности и смысла Его деяний.
Как-то раз на собрании мудрецов-толкователей Торы один из них в одиночестве противостоял всем остальным. Он по-своему толковал один из разделов Святого Закона, другие же мудрецы давили на него, требуя изменить свое мнение. Но мудрец, несмотря на давление, знал, что он прав и что Бог на его стороне. В конце концов старый раввин обратился к Богу:
— Боже, я знаю, что я прав, так пусть в доказательство моей правоты все реки потекут вверх по горам!
И в тот же миг все реки потекли вспять. Однако на его противников это совершенно не произвело впечатления.
Бедный раввин снова взмолился:
— Боже, если ты признаешь мою правоту, пусть тогда все деревья склонятся к земле.
Так и случилось, в тот же миг деревья склонились к земле. Но остальные раввины как были при своем мнении, так при нем и остались.
И снова раздалась мольба раввина:
— Боже, чтобы доказать им мою правоту, пусть покосятся стены в этом здании.
И стены покосились. Но тут раздался голос главного раввина:
— Не ваше дело вмешиваться в спор мудрых людей! — крикнул он стенам, и те выпрямились. Однако из-за уважения к раввину, который в одиночку отстаивал свою правоту, выпрямились не до конца.
Наконец с неба раздался Голос:
— Чего вы спорите? Если вам сказано, делайте так-то и так, значит, делайте так-то и так!
Но даже Голос с неба не переубедил главного раввина.
— Ты дал нам Тору, — сказал он, — но толковать ее — наше дело!
У раввина Иоханана бен Заккая умер сын. Его ученики, уважая скорбь учителя, пришли утешать его.
Первым был раввин Элиэзер.
— Учитель, я пришел утешить тебя. Разрешишь ли ты произнести мне слово утешения в минуту, когда скорбь овладела всеми твоими мыслями?
— Говори.
— Вспомни, учитель, что когда у Адама умер сын, он утешился в своей скорби. Ведь сказал же он: «Бог милостив, и он даровал мне другого сына вместо Авеля!» Утешься и ты!
— Скажи, — ответил ему раввин Иоханан, — разве мне сейчас мало моей собственной скорби? Зачем же ты напоминаешь еще и про скорбь Адама?
Следующим пришел раввин Иошуа:
— Учитель, разрешишь ли ты сказать мне слово утешения?
— Говори.
— У Иова было много сыновей и дочерей, и все они погибли в один день. И Иов утешился, он сказал себе: «Бог дал, Бог взял. Благословенно будь имя Господне!» И в этих словах он нашел утешение. Утешься и ты, учитель!
— Разве мало мне сейчас моей собственной скорби, — ответил раввин Иоханан, — что ты напоминаешь мне о скорби Иова?