Священник сначала возбуждает чувство вины — это он бросает вам в лицо угольный деготь. Теперь нужен кто-то, кто очистит его. И это не обычное видимое лицо; постоянно забрасывают угольным дегтем вашу невидимую реальность. Вы сами не можете найти способа очистить ее, ведь вы не знаете, что есть эта реальность.
Все, что вы знаете, это то, что священник убедил вас в вашей виновности.
Сознание делает вас осознающими, просто осознающими, что хорошо, что плохо. И хорошее начинает случаться, а плохое начинает исчезать.
Ваше сознание возникает в тишине, оно возникает только в тишине, когда вся ваша энергия никуда не идет, не вовлечена ни в какое действие. Когда вся энергия не вовлечена ни в какое действие, куда же ей идти? Она начинает собираться в самом центре вашего существа, подобно столбу, плотному столбу энергии, который отбрасывает совесть и все идеи о грехе, все идеи о вине. Но помните, вместе со всем этим уходят также и мессия, раввин, священник. Со всем этим уходит Бог, дьявол, рай, ад — вся чепуха, о которой до сих пор думают, что она и есть религия. Это не религия.
Хозяин и раб
Экономическое рабство — ничто по сравнению с рабством психологическим.
Я вспоминаю Диогена. Я люблю этого парня, Диогена, по той простой причине, что он не заявляет никакого авторитета от лица Бога. Он не дает никаких приказов, заповедей, наставлений другим. Он жил голым — не по какой-нибудь религиозной причине, не для того, чтобы попасть на небеса; он совсем не беспокоился о небесах и аде. Он жил обнаженным, потому что говорил: «Я таким родился. Таким меня захотела природа. Почему я должен быть другим? Я собираюсь быть просто естественным».
Однажды случилось так, что он пошел на реку. Он в то время носил с собой чашу для подаяний, в которую складывал пищу или наливал воду. Он бежал к реке — ему хотелось пить, — а рядом с ним бежала собака, которая добралась до реки раньше и начала пить. Диоген сказал: «Великолепно. Эта собака гораздо более независима, чем я». Он выбросил свою чашу в реку и сказал собаке: «Учитель, ты действительно показал мне способ. Я носил с собой этот груз напрасно».
Несколько воров схватили его: в те времена людей хватали и продавали в рабство, а он выглядел для этого вполне заманчиво. Он был очень здоровым человеком и имел, определенно, выразительную внешность. Воры были уверены, что получат за него большие деньги, если смогут удержать его. Их было трое, а он — один, но они не были уверены, что даже втроем смогут одолеть его. Он мог бы убить всех троих. Они пошли за ним, колеблясь, попытаться ли им осуществить свою идею или отказаться от нее, поскольку Диоген выглядел опасным. И кто знает, может быть, он был сумасшедшим, ведь он ходит голым и так радуется, а радоваться-то ему нечему.
Диоген услышал, о чем они думают и говорят, и сказал:
«Не беспокойтесь. Вы хотите украсть меня? Вы хотите продать меня на рынке?»
Они были потрясены. Они сказали: «Вот проблема. Если мы скажем да, он бросится на нас».
Но Диоген ответил: «Не бойтесь. Я сам собираюсь на рынок. Вы можете пойти со мной и можете продать меня. Я знаю только одно: никто не может сделать меня рабом. Так что вы получите деньги и будете счастливы. А я знаю точно, что никто не может сделать меня рабом. Так зачем мне беспокоиться? Пойдем со мной».
Они не смогли даже сказать: «Мы не хотим идти с тобой», — поскольку этот человек выглядел так странно, он мог заставить их силой идти вместе с собой. Поэтому они сказали: «Хорошо, если ты так говоришь, мы пойдем». Он пошел впереди, а они за ним, и он выглядел, как император, а они — как рабы.
Когда они добрались до рынка, где торговали рабами, он поднялся на платформу, куда обычно ставили рабов, чтобы люди могли рассмотреть их со всех сторон, измерить, взвесить, заглянуть в зубы, — точно так же, как покупают лошадь или быка, — они щупали мускулы, сильный раб или слабый, молодой или старый. Но эти три вора не могли сказать Диогену: «Пожалуйста, поднимись на платформу». Он сам забрался на нее, и то, что он сказал с платформы, стоит запомнить. Он сказал: «Послушайте!» — так громко, что весь рынок смолк, видя голого человека и такого здорового, такого прекрасного, такого пропорционального. Они никогда не видели такого раба.