Люди разные и любовь к ним бывает разной. Иногда в жизни Геннадия Маратовича случались особо яркие вспышки, такие, которые отодвигают в сторону все прочие аспекты бытия и толкают на самые, что ни на есть, безрассудные безумства.
Милочка Храмушкина не вошла, а буквально ворвалась в жизнь Геннадия Маратовича. Увидев ее на вводной лекции, он уплыл мыслями далеко-далеко от финансов и финансового права. Вообще-то Милочку звали Ольгой, но ласковое «Оленька» не могло передать ни ее очарования, ни тех чувств, что испытывал к зеленоглазой рыжеволосой чаровнице Геннадий Маратович. Только – Милочка и никак иначе, уж очень она была милая, с какой стороны ни взглянуть. Красавица, интеллектуалка, с чувством юмора и характер спокойный. Последнее качество Геннадий Маратович ценил очень высоко (нужно ли объяснять почему?).
В амурных делах Геннадий Маратович предпочитал не спешить. Выражаясь военным языком, он был сторонником длительной, хорошо подготовленной осады, а не лихих натисков. Натиск – это лотерея, никогда нельзя быть уверенным в успехе. Простейший пример – вдруг у дамы сегодня критический день или просто живот «подкручивает» после съеденного в буфете салата? Она же, скорее всего, не станет вдаваться в подробности, а просто не пойдет навстречу твоему порыву. И что тогда? Предпринимать второй натиск? Как-то уже не очень, после первого облома. Осадочек в душе остается. Утонченные натуры поймут…
А если не торопиться, то можно исключить все случайные факторы и быть уверенным в успехе. Опять же, предвкушение удовольствия в некотором смысле вкуснее него самого. Истомишься-изведешься, а потом как бросишься в этот сладостный омут… М-м-м! О-о-о! Ух! Ах!.. Короче говоря, слов нет, одни междометия.
А еще лучше, если бабочка уже летит на свет, а ты слегка отодвинешь лампу назад или вовсе погасишь ее на какое-то время. Женщин это заводит невероятно, особенно тех, кто привык побеждать. На зачете Милочка отвечала последней – явно, сама так подгадала, чтобы остаться с Геннадием Маратовичем наедине. Многообещающе стреляла глазками, пленительно облизывала губы кончиком розового языка и игриво накручивала на палец свои огненные локоны… Отвечала хорошо – уверенно, обстоятельно, но без словоблудия, строго по делу. Геннадий Маратович похвалил Милочку за усердие, восхитился остротой ее ума, выразил уверенность в том, что она далеко пойдет и вместо: «я тебя люблю», сказал в завершение: «хороших вам каникул». Милочка ушла растерянной, даже обернулась с порога. Геннадий Маратович приветливо ей улыбнулся и слегка удивился тому, как громко она хлопнула дверью – не ожидал такой горячности.
То был скрестный шаг назад, как сказали бы фехтовальщики. А в начале следующего семестра последовал решающий выпад. Самое важное Геннадий Маратович предпочитал выражать взглядом, а не словами. Вроде бы случайно столкнулся с Милочкой в коридоре, посмотрел в ее ведьминские глаза – и понеслась душа в рай!
Роман вспыхнул во вторник, а в пятницу с Геннадием Маратовичем случилась беда – продырявилась язва двенадцатиперстной кишки, о существовании которой он и понятия не имел. Да, представьте, язвы могут быть «немыми», не причиняющими никаких неудобств до поры до времени. Зато, как причинят, так за все годы молчания отыграются разом.
К счастью, все обошлось благополучно, спасибо вовремя приехавшей «скорой» и хирургам шестьдесят четвертой московской больницы. Пережитое потрясение привело Геннадия Маратовича к пониманию того, что все может закончиться в любой момент. Все-все-все! Нет, он и раньше знал, что человек смертен, и, к особому сожалению, смертен внезапно (Булгаков значился у Геннадия Маратовича одним из любимых писателей).[3] Но одно дело знать, и совсем другое – прочувствовать на своей шкуре. Сидишь за столом в рабочем кабинете и вдруг тебя пронзает острая боль… Пронзает и швыряет в темноту… В этот раз повезло – вытащили. А что будет в следующий? Вывод из подобного опыта всегда один, и весьма, надо сказать, правильный – нужно каждый день проживать, как последний.
На второй день после перевода из реанимации в хирургическое отделение к Геннадию Маратовичу пришла Милочка. Сосед по палате, сорокалетний труженик общепита, увидев ее, потерял дар речи. От восторга, ясное дело, и немножко от зависти. Чтобы поговорить наедине, Геннадий Маратович вывел Милочку в коридор, в конце которого был укромный закуток с двумя банкетками. Милочка сбивчиво говорила о том, как она сначала испугалась, а потом обрадовалась, говорила, что не представляет себе жизни без Геннадия Маратовича, что она готова на все и согласна тоже на все… Ну и так далее. Монолог завершился слезами. В тот момент, когда Милочка рыдала у него на плече, Геннадий Маратович испытал невероятно сильный, прямо-таки юношеский, прилив желания и порадовался тому, что пережитые страдания никак не сказались на потенции.
3
«Да, человек смертен, но это было бы ещё полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чем фокус!». Михаил Булгаков, «Мастер и Маргарита».