Ночь, когда медяница проснулась, стояла теплее не бывает; ветры, еще пару дней назад буйные и шумные, улеглись и затихли. Едва раскрыв глаза, медяница задумалась, к кому первому обратиться. У старой осыпающейся стены валялась, например, выброшенная из могилы половинка черепа, где-то двухсотлетней давности. С этим черепом медяница дружила прошлым летом, но вскоре он ей наскучил, ибо без конца рассказывал о том, что происходило в его дни, а происшествий тогда было немного; еще он любил раз за разом рассказывать о том, как навлек беду на одну молодую женщину по имени Бесси, и как его лишил всего имущества несправедливый эконом покойного лорда Сассекса.
Медяница тихо проползла мимо черепа, надеясь, что он ее не услышит, и, остановившись, чтобы приободрить крысу, устраивающую гнездо в могиле мистера Баркера, осторожно двинулась вперед сквозь траву и сухие стебельки крапивы, которые щекотали ей брюшко и только подхлестывали ее желание завести интересное знакомство.
Для того, чтобы увидеть, кто еще есть поблизости, она всползла на свежий могильный холмик и, подняв голову, огляделась.
В углу кладбища, где летом росли высокие лопухи и где лишь пара позабытых могильных холмиков едва возвышались над землей, мерцал таинственный свет.
Свет, хоть и прерывистый, сиял ясно и словно бы исходил от какой-то свечки, горевшей во всеми покинутом углу.
Медяница, прожившая на кладбище несколько лет, никогда до этого не видела подобного света — лишь фонарь могильщика, который она всегда избегала, ибо его нес человек. Свет в углу настолько отличался от фонаря могильщика и выглядел настолько призрачным и странным, что медяница, желая познакомиться с ним поближе, двинулась к нему.
Любое существо — и наша медяница не была исключением — любит считать себя царем и владыкой над тем кусочком земли, где обитает, какой бы величины он ни был. Госпожа медяница — как много кто еще — считала себя очень важной персоной, обладающей правом знать, что происходит в ее владениях, а также правом дознаться — когда ей встречалось нечто странное, — что оно из себя представляет.
Поэтому, едва достигнув места, где горел свет, она, дабы утвердить свое единоличное право, осведомилась у сияния, кто оно и что здесь делает.
— Я, — отвечало сияние гордо, — излучение от мертвых. Я состою из фосфора, который исходит из земли от разложения мертвых тел. Я важен, ибо там, где я свечу, появляется свежая могила. Знаете ли вы мистера Гаппи?
— Знаю, — ответила медяница, — ибо мистер Гаппи пощадил меня прошлым летом. Так случилось, что я по глупости выбралась из своих владений по причине и по зову желания, описанием которых я не стану вас беспокоить, — ибо какая царица свободна от определенных желаний?
— И какой царь? — пробормотало сияние.
— Меня окружили мальчишки, — продолжала медяница, — с намерением разделаться со мной, но мистер Гаппи, проходя мимо, спас меня от их варварской жестокости.
— Хоть мистер Гаппи смог спасти вас, — заметило сияние, — он не смог оказать себе той же услуги — этим вечером он скончался.
— Как это произошло? — спросила медяница, медленно заползая на могилу юной незамужней девицы, что умерла в своей постели, и устраиваясь там поудобнее в предвкушении долгой и приятной беседы.
— Я расскажу вам, — произнесло сияние, которое было ничем иным, как блуждающим огоньком, — ибо в его кончине замешана моя родня, и мистера Гаппи определенно следовало бы пожалеть. Вам, госпожа, должно быть известно, как легко отлетает жизнь от людей, которые находят так мало удовольствия в настоящем, что всегда стараются скорее положенного приблизить будущее. А получается так, что годы для этих глупцов бегут так быстро, словно и не было никаких годов.
— Вреда в этом нет, — сказала медяница. — Пока человеку не напоминают об этом беге, он даже рад тому, что они бегут так скоро.
— Иногда, увы, ему напоминают о всех этих годах, — сказал блуждающий огонек, — а если это такой чувствительный человек, как мистер Гаппи, то все годы вместе, надвигающиеся одной тяжкой массой, могут привести к катастрофическому результату. Сегодня мистеру Гаппи исполнилось пятьдесят лет, и чтобы потакнуть глупому детскому капризу, миссис Гаппи, пока ее муж отправился на прогулку, приготовила для него торт, украсив его пятьюдесятью свечами, и хотя они были изготовлены из подкрашенного воска, я довожусь им родней, по крайней мере однофамильцем.[6]