Согревшись, Пим вышел из церкви посмотреть, что происходит снаружи, пока мистер Такер прикорнул в кресле. Тяжелые холодные тучи и застывшая в воздухе тишь говорили о том, что вот-вот пойдет снег. Он смотрел по сторонам, сунув руки под полы пальто, и, словно в ответ на его думы, большая снежинка опустилась на дорожку и почти сразу растаяла.
Подняв глаза от исчезнувшей снежинки, Пим увидел мисс Джаретт и миссис Патч, двух старых женщин, которые, приближаясь к нему, трещали как сороки. Он был все еще полон той необыкновенной историей, которую поведал ему мистер Такер, ибо, сколько бы он ни тряс головой, избавиться от нее не мог. Снежинка, с которой он хотел посоветоваться, растаяла слишком скоро, так что две старых женщины показались ему более надежными слушательницами.
Пим был не такой человек, чтобы все хранить в себе. Услышав удивительную новость, он спешил поделиться ею с первым встречным, касалась ли эта новость дурного обращения со служанкой, украденного у фермера Толда гнезда с яйцами или очередного лондонского пожара.
— Мистер-то Такер что мне говорит, — сказал Пим, обращаясь к мисс Джаретт, — Господь-то Бог, творец мира, которого пьянчуги зовут Христом перед тем, как пабу-то закрыться, он, оказывается, превращается в те корки от мистера Джонсона, что вы едите у алтаря.
Мисс Джаретт поскорее поднесла муфту ко рту, чтобы не прыснуть, а миссис Патч выразительно подмигнула, словно прекрасно знала об этих чудесах, хотя на самом деле хотела лишь намекнуть мистеру Пиму, что момент для пояснений не совсем подходящий.
Мисс Джаретт, едва скрывающая свое веселье, приложила палец к губам и вместе с миссис Патч проследовала мимо клирика, бросив ему шепотом, чтобы он последил за своими словами, ибо приближается мисс Петтифер.
Пим отступил в сторону, пропуская помещицу, шествовавшую с серебристой сумочкой в руках. Уважительно притронувшись к шляпе, он сообщил мисс Петтифер, что, по его мнению, снег пойдет еще до темноты.
— Разве вы не видите, Пим, — грубовато ответила миссис Петтифер, — что снег уже идет?
Пим взглянул в другую сторону, ибо когда-то у него был друг, которого звали Джон Тул. У них обоих, когда Джон был еще жив, было в обычае встречаться под вечер возле луга, обмениваться замечаниями о погоде, а потом медленно и задумчиво направляться в Кабак. В кабачке, не имея при себе много денег, они распивали жбан пива на двоих, чтобы их заказ выглядел солидным.
Джон Тул повесился, и теперь Пим качал головой на его могиле.
Поскольку мисс Петтифер, как бы поздно она ни являлась, всегда требовалось время на то, чтобы поправить вуаль, попрыскать духами на платочек и преклонить колени, у Пима не было нужды торопиться в церковь. Заложив руки за спину, он наклонился над могилой.
— Джон, — произнес Пим, — я тут такое услыхал, что животик надорвешь, — Бог-то Всевышний в нашей церкве превращается в черствую корку.
— Вот так история, — донесся приглушенный голос из-под земли, — а как погода там, наверху?
— Снежинки падают, большущие, что твои перья, — сообщил Пим, нисколько не удивившись тому, что друг его говорит о таких приземленных вещах, — ага, как перья, но сразу тают.
— Так я и мекал, — отозвался погребенный Джон, — а теперь спрошу-ка тебя кой-что в рассуждении погоды.
— Давай спрашивай, Джонни, — ответил Пим.
— Если тебе выпадет удача, — сказал приглушенный голос, — перекинуться словечком с той хлебной коркой, нашим Господом в небесах, попроси его, значит, присмотреть за Джонни Тулом в последний день, потому как с меня довольно и того места, где я сейчас. Спину ломать тут не надо, тишь да гладь сплошные, и много разных смешных историй мы, кости, друг другу рассказываем.
Пим вздохнул. Он дважды кивнул могиле, повернулся и направился к церкви. Мистер Такер, уже облаченный, стоял в ризнице, а перед ним преклонила колени миссис Петтифер в своем черном меховом палантине.
Пим торжественно ударил в колокол; потом проследовал к своему месту и стал на колени. Услышанная им чудесная история о претворении Божества в хлеб святого причастия устрашила его, и все-таки он хотел задать вопрос, волновавший Джона Тула.
Беспокоило его и другое. Он вспомнил, что не далее, как прошлым вечером его жена Джейн ругала хлеб от мистера Джонсона за то, что у нее от него болит грудь. А что, если Бог и на него нашлет боль? Пим был мрачен.
Когда подошла его очередь, он встал на колени у алтарного ограждения рядом с миссис Патч. Его трясло. Ему был настолько страшно за последствия акта поедания святого хлеба, что, когда он собрался положить облатку в рот, часть ее отломилась и упала на пол.