Всё-таки немного новой одежды не помешает.
Когда возвращаюсь, дома никого нет. Мама, видимо, решила выйти на прогулку с подругой, а Брук, должно быть, в школе.
Как только я поднимаюсь и захожу в нашу с сестрой комнату, не совсем понимаю, что там произошло. Стоит какой-то странный запах. Сигареты. Никотин. Брук никогда не курила и даже не пробовала. Она и капли алкоголя в рот не брала ни разу.
Брови взлетают сами собой. Я сжимаю кулаки и от злости, и от напряжения.
— Брук? — мой громкий крик оглушает пространство.
Я разглядываю комнату внимательнее, пытаясь переварить все в голове. На кровати валяется чёрная мятая футболка. Она огромная и уж точно не принадлежит Брук.
Все встаёт на свои места. Она привела его домой. Этого жалкого Питера Грина.
Уровень моей злости зашкаливает. Брук повезёт, если она не зайдёт сейчас в комнату, потому что я взорвусь и обломки полетят в ее сторону.
Со всей силы комкаю эту футболку и швыряю на пол. Затем прыгаю на этом отвратительном куске ткани. Невыносимо! Ненавижу!
— Брук! — ещё громче раздаётся мой голос.
Я не выдерживаю и бегу на первый этаж. Заглядываю во все комнаты. Она будто испарилась. Не может такого быть! Запах в комнате тому подтверждение. Он был здесь недавно. Получается, Брук пропустила школу. В выпускном классе она вдруг решила потерять голову.
На улице я нахожу сестру, идущую по тротуару. Она улыбается, глядя на солнце. В общем, наслаждается последним майским днём, в то время как я не могу справиться с охватившей волной агрессии.
— Нам надо поговорить, — сходу восклицаю, на что получаю ее незаинтересованный взгляд.
— Ты сегодня раньше, чем обычно, — кидает она мне и проходит мимо. Я вскипаю от злости!
— Ты же знаешь, что тебе не стоит водить его к нам домой? — выплёвываю эту фразу.
— А тебе не стоит лезть в мою жизнь, Джи.
Я останавливаюсь. Ее слова отрезвляют меня, как самая сильная пощёчина. Ещё никогда я не обжигалась так из-за Брук.
— Да ты ведь его не знаешь! — ошпариваю ее правдой.
Она смеётся. А мне противно. Настолько, что хочется взвыть.
— А ты будто знаешь, да? — откровенный стеб с ее стороны летит в меня.
Не буду скрывать. Если она хочет знать правду, пусть знает.
— Я знаю его дольше, чем ты, — произношу уверенно. После этой фразы Брук обращает своё внимание на меня. Ну надо же!
Она поворачивает голову и прищуривается, оценивая мои слова. Напряжение растёт с каждой секундой, как и расстояние. Мы отдаляемся. Не только физически, но и морально. То, что я расскажу ей сейчас, выведет меня за пределы «поля».
— Он всегда лез к нам с Дареном. Это был настоящий буллинг. Питер обращался со мной, как с куском дерьма, — я не скромничаю и не подбираю выражений, — обзывал, подставлял. А Дарену, который защищал меня, всегда доставалось. Питер ненавидел нас. Спросишь, почему? Я до сих пор задаюсь этим вопросом.
Останавливаюсь, потому что мне нужно набрать воздуха в легкие. Следующие слова будут для меня самыми тяжелыми. Я ощущаю подступивший к горлу ком и слезы. Изнутри всю трясёт.
— Это Питер, — мой голос дрожит, — подставил Дарена. Из-за него его выгнали из команды. А потом… он пошёл на то чертово поле, разочарованный, с льдиной в сердце, получив такой укол боли, который нам и не снился. В тот день Дарен потерял всё: надежду на блестящую карьеру, веру, мечту и… себя.
Мне не хватает воздуха. Пространство сужается до невероятно маленьких размеров. Я вижу только шокированное лицо Брук. Она пытается сдержать своё удивление, но у неё не выходит.
— Джи? — она окликает меня. Я облокачиваюсь о почтовый ящик и томно дышу.
— Если бы он этого не сделал, — я начинаю реветь. Боль рвёт мою грудную клетку.
«Дарен был бы жив», — не решаюсь произнести это вслух.
— Питер мне рассказывал, что вы не ладили раньше, но он изменился, Джит. Он пообещал больше никогда тебя не трогать.
Я смеюсь сквозь слёзы. Мне остается только иронично покачать головой.
— Ты серьезно?
— Джит, он не причастен к тому, что случилось с Дареном. Питер поклялся мне. Это недоразумение. Информация всплыла от кого-то другого.
— Ты веришь Питеру? — задаю ей один-единственный вопрос.
— Я не вижу оснований не верить ему.
Мне достаточно этого ответа.
— Не позволяй ему знать о тебе всё. Он страшный человек, — последнее, что я говорю Брук сегодня.
Затем инстинктивно обнимаю себя руками и направляюсь в дом.
— Джи, я не хочу, чтобы мы ссорились из-за него, — кидает она напоследок, понижая тон.
— Я скоро уезжаю. Не будем.
Брук не совсем доверчивая девушка. Я думаю, она услышала меня и какое-то сомнение по поводу Питера у неё всё-таки отложится. Сестре нужно время, чтобы все понять. Питер Грин не сможет скрывать свою истинную сущность вечно. Он выдаст себя совсем скоро. Обязательно выдаст.
========== 6. Разрушенная принцесса ==========
Запихиваю в чемодан последнюю вещь и с огромным усилием закрываю его. Беру с собой кучу всякой всячины. Зачем? Сама не знаю. Мама с Брук расположились около меня, когда я начала собирать чемодан, и своими советами в итоге наполнили его до краев. По их мнению, мне обязательно понадобятся сапоги, надувная лодка и головной фонарь. Прекрасно, что ж. Теперь я еле плетусь со своими баулами.
— Вы довольны? — манерно закатываю глаза, поглядывая на маму.
Она хихикает. Её глаза горят: они карие, с темными крапинками у зрачков, но при свете всегда становятся в разы светлее. Мама улыбается. Сеточка морщин появляется у её бровей. Брук же стоит рядом, сложа на груди руки. Она закрыта. Так же, как и я. Напряжение всё ещё гложет и съедает нас изнутри. Чёрт бы побрал все эти недопонимания! Питер Грин — настоящая проблема. Не хочу заполнять им свои мысли, иначе настроение перед поездкой упадет на дно Марианской впадины. Я в таком предвкушении перед путешествием, что коленки подрагивают.
Одетая в не совсем длинный фиолетовый комбинезон, ощущаю жару каждой клеточкой своего тела. Жарко настолько, что, кажется, асфальт скоро расплавится. Я терпеть не могу духоту. Надо выйти на воздух и освежиться, может, хотя бы ветер спасёт.
— Ты прекрасно выглядишь, — мама делает комплимент, следуя за мной на крыльцо. — Джи, я не могу тобой налюбоваться.
Брук кивает. У меня будто груз с плеч падает. Я улыбаюсь, потому что она переборола свою гордость и согласилась с мнением мамы.
— Да. Мне кажется, или Джит отпускать опасно? — Брук двигает бровями, и я в ответ цокаю.— Как считаешь, мам?
Они бросают друг на друга тёплые взгляды, и я чувствую комфорт, который долго отсутствовал между нами тремя. Наконец можно расслабиться.
— Я вас умоляю, что со мной может случиться! — пожимаю плечами, но в голове прокручиваю сотни сюжетов с плохой концовкой. Мнительность — страшная вещь.
— Будь осторожна. Я уже сказала тебе всё, что должна была. Ты взрослая, и в праве сама принимать решения. Не буду нагружать тебя своими опасениями, — мама подходит ко мне и заключает в крепкие объятия. Кажется, слезы подступают. Мне так тепло и уютно, что я готова отбросить чемодан в сторону и остаться, только чтобы всё было, как сейчас, в этот проникновенный, чувственный момент.
Дует ветер, и волосы налипают на лицо. Я смеюсь, потому что они приятно щекочут нос и щеки. Сзади к нам подходит Брук и присоединяется к объятиям. Почему нельзя остановить время?
— Тебе пора, — с грустью шепчет мама, — пойдём к машине.
Мы отходим друг от друга, и мое сердце начинает стучать в разы быстрее. Появляется волнение, с которым я так тщательно боролась все утро. Ужасно боюсь новых мест, новых людей, ведь страшно быть непонятой, стать изгоем и что хуже — объектом для буллинга.
— Брук, — обращаюсь к сестре, которая провожает меня настороженным взглядом, — будь осторожна, звони мне.
Она сжимает губы и снова кивает. Мне кажется, ее глаза на мокром месте. Точно не уверена, но есть некое предчувствие. Хотя, скорее всего, оно ложное. Как только дверь закроется, Брук с улыбкой выдохнет, ведь комнату не придётся ни с кем делить, в двенадцать выключать светильники. Я всегда заставляю ее это делать, потому что не могу спать со светом.