— Залезай, — бодро зовёт мама, открывая для меня дверцу машины.
Я принимаю комфортное положение, и моему взору предстают виды родного дома. Я безмерно буду скучать по Марилебону. Брук машет рукой. И единственное, что не даёт расслабиться до конца — ее будущее с Питером здесь, без меня.
Как только мы отъезжаем, я выдыхаю и устало откидываюсь на спинку сидения. Пора наслаждаться тем, что я имею, а не ненавидеть всё подряд.
***
Издалека вижу директора Харрисона, большой желтый автобус, припарковавшийся у ворот, и нескольких учеников. Надеваю солнцезащитные очки, потому что ощущаю дискомфорт. Сейчас выйду к ним, и они начнут изучать меня взглядами. Так всегда. Никогда не понимала, почему столько внимания обращают на внешний вид. Понятное дело, что быть опрятным обязательно, но зачем изучать вещи и тело досконально? Популярный бренд или секонд-Хенд? Есть ли лишний волосок на теле? И ещё куча вопросов, на которые они пытаются найти ответы. Противно от такой пристальности.
Мы все не идеальны и не можем соответствовать завышенным критериям только потому, что кому-то так хочется.
— Джитта, здравствуй! — приветствует меня Харрисон.
Я смотрю по сторонам и замечаю Адриана и его подружек у лестницы. Они внимательно осматривают мою одежду, как я и предполагала, а затем одновременно отворачиваются. Ага, начинаются обсуждения.
— Доброе утро, мистер Харрисон.
Кстати, вчера я заказала кружку из официального магазина в Мадриде. Она должна прийти ровно через три недели. Время ещё есть, я приеду в срок и заберу заказ.
— Ждём Маккоя и отправляемся. Вы заедете ещё в одну школу за несколькими ребятами и потом уже отправитесь в Торки. Остальные ученики из других районов присоединятся немного позже.
О, отлично. У меня будет время побыть одной и немного отдохнуть.
— Замечательно, — улыбаюсь ему я.
— Держи, — он вынимает из своего кармана леденцы со вкусом банана и протягивает те мне, — тебе вчера понравились.
Этот жест невероятно милый с его стороны. Он делает меня на мгновение счастливой. Похоже, надо было заказать две кружки…
— Спасибо!
К нам подходит мама. Она оставляет чемодан подле моих ног и здоровается с директором.
— Мистер Харрисон, оставляю Джит в ваших надежных руках, — произносит она, поглаживая по спине и с улыбкой взъерошивая мне волосы.
Харрисон смущается и краснеет. Его щеки становятся цветом, как алая роза, и я невольно удивляюсь быстрой реакции директора на такое смущение.
— Я с ними не еду, миссис Эвердин, но спасибо вам за доверие! — он откашливается, ему неловко. — С ними отправляется мисс Астер — наш куратор по проектной деятельности.
Ого! Таких подробностей я не знала. Терпеть не могу Астер. Пока я делала проект, она успела вытрепать все мои нервы. Каждый день напоминала о том, что скоро сдача и я не успею, если не потороплюсь.
Пропускаю мимо ушей разговор мамы и директора, все это время представляя, как буду слушать в автобусе музыку и читать «Грозовой перевал».
Хочу найти наушники и поэтому копошусь в рюкзаке. Я ведь не могла их забыть? Из портфеля выпадает чехол с очками, и я молюсь, чтобы стёкла не разбились. Признаться честно, иногда я чертовски плохо вижу. К линзам отношусь скептически. Из-за этого при мне всегда очки, только достаю я их в редких случаях. Чаще всего дома, когда меня в них особо никто и не видит. Многие не поймут этого комплекса, но он есть, и я пытаюсь бороться с ним. В очках я не стеснялась быть только при Дарене, Брук и родителях. Впрочем, это уже не важно.
— Джитта! — слышу тошнотворный милый голосок позади себя.
Быстро поднимаю очки, а затем оборачиваюсь. Конечно же, передо мной стоит Одри. Она просто-напросто не могла не прийти проводить меня и не наговорить гадостей.
Подруга раздражена, и я понимаю это по ее красным глазам. Она сжимает в кулаки руки. Что Одри может сказать мне такого страшного, если через десять минут меня уже не будет в этом городе? Накричит, обвинит, пригрозит чем-либо?
Мы отходим с ней подальше от людей, чтобы отчетливо слышать друг друга.
— Джитта, ну что, добилась своего? — сразу же вступает в разговор с агрессией.
Я подавляю в себе смешок, но он так и хочет вырваться наружу. Ей-богу, Одри ведёт себя, как маленький ребёнок. Сама того не понимая, она снова превращается в ту маленькую обиженную девочку, которую оставили без сладостей и, более того, поставили в угол.
Я объясняю ее характер проблемами в семье. Мне жаль, что отец Одри так рано ушел из жизни, а мама из-за этого порой впадает в затяжные депрессии, сопровождающиеся алкоголизмом. Если подумать логически, то Одри предназначена самой себе, и ей очень тяжело приходится.
Раньше, когда мы тесно общались, я старалась всячески ее поддерживать, но в какой-то момент она дала мне понять, что не нуждается в помощи, понимании, во мне. Она закрылась. И сейчас всеми способами старается выглядеть не той, кем она является на самом деле. Но это никоим образом не даёт ей права унижать других и презирать за то, что у них есть то, чего она не имеет.
— Одри, поменяться не получилось. Харрисон строг в этом отношении и считает, что, кому выпала возможность, тот и должен ею воспользоваться, — я пожимаю плечами и пытаюсь скрыть свою тревожность.
Она поправляет свои красные кончики. Ее зрачки до безумия расширяются. В глазах стоят слезы. Ей очень обидно, что она не на моем месте, и я хочу назвать ее разрушенной принцессой.
Эмоции на лице Одри пробирают меня до мурашек. Становится чертовски за неё больно.
Принцесса, которая в детстве имела всё: любовь окружающих, невероятно крепкую семью, восхищение, блестящий ум, талант очаровывать всех, в один миг потеряла свою корону. Королевство рассыпалось на мельчайшие кусочки, как и ее доброе сердце. Смерть отца, словно острый кинжал, поразила ее самые светлые стороны. Она покрылась броней и теперь знает, что в этой жизни нужно вгрызаться в любые шансы. Прозябание — не сказка. И за место под солнцем нужно бороться.
— Одри, — тихо произношу я, — поверь, в этой поездке нет ничего сказочного. Если ты действительно ценишь меня, то порадуйся.
Одри тяжело выдыхает. Ещё немного — и она расплачется.
— Джи… ты же знаешь, это был мой единственный шанс почувствовать что-то новое. Я не могу больше так жить, изо дня в день слушая мамины истошные крики, понимая, на каком дне мы находимся. Черт возьми, если бы я не ходила на подработки по вечерам в кафе, нам не на что было бы жить, — на последнем дыхании заканчивает Одри. Моя челюсть буквально падает.
Она работает по вечерам в кафе? Не могу поверить! Ох, черт. Мы и правда перестали знать друг друга. Мое сердце сжимается, ладони потеют. Что я могу сделать? Меня пробирает дрожь. Одри бьется в истерике. Кажется, я впервые вижу ее в таком ужасном состоянии.
— Иди сюда, Оди-и, — я зову ее, как звала раньше, когда мы ещё были близки. Расставляю руки по сторонам, призывая к объятиям. Через пару секунд чувствую тёплое тело Одри. Я еле дышу, успокаивая ее. Глажу макушку и шепчу ей, что всё будет хорошо.
— Как же мне тяжело, Джи. Все эти годы, когда я нуждалась в поддержке, ты не замечала меня, — она останавливается на мгновение, и я сжимаю губы в тонкую полосу. — Ты все время проводила с Дареном, а я чувствовала себя ненужной.
Ее слова режут по сердцу, а при упоминании Дарена на меня вновь находит агония. Она не должна обвинять меня в этом… Дарен… Он многое для меня сделал. Мы нашли друг друга, а Одри сама отдалилась…
— Ты молчишь, потому что знаешь, что это правда, — Одри отходит от меня, вытирая слезы. Теперь я вижу ее раскрасневшиеся глаза и опухший нос.
— Для чего ты это говоришь, Одри? — мой голос каменеет.
— Никогда не поздно исправить свою ошибку, Джитта.