Я не понимаю её. Совершенно не понимаю. Она говорит загадками, а у меня нет желания и сил их разгадывать.
— Извини, мне пора, — я набираю в легкие кислород, поворачиваюсь и делаю шаг в противоположном от неё направлении.
— Джитта, — она кричит мне вслед, — должна предупредить, не смей и близко приближаться к моему Маккою! Боюсь, это навлечёт на тебя беду, — в ее голосе мелькает жуткий холод, отчуждённость. Пару секунд назад она рыдала, а сейчас хладнокровно стоит и ухмыляется, предупреждая меня не лезть к ее Маккою. Такова она — Одри Моллиган.
Я возвращаюсь к месту, где меня ждут Харрисон и мама. Голова гудит, и я не сразу замечаю появление второго счастливчика. Маккой Эванс с лёгким рюкзаком на плече стоит рядом с Харрисоном и печатает что-то в своём телефоне. Мне не хочется его отвлекать, поэтому я тихо останавливаюсь рядом с мамой.
— Всё, дорогие ребятки, — начинает говорить Харрисон, — пора отправляться!
Я целую маму в щеку и слушаю ещё пару наставлений. Маккой поднимает глаза и машет мне рукой. Кивая, улыбаюсь в ответ. Раньше мы с ним пересекались только на школьных мероприятиях. Однажды, правда, участвовали в одной театральной сценке. Так что, я даже не помню, как звучит его голос.
— Пока, мам, — шепчу и забираю у неё чемодан.
Путешествие начинается, как только я подхожу к Маккою. Неловкость застаёт врасплох. Я не знаю, с чего начать разговор.
— Джитта, верно? — спрашивает он, пристально разглядывая мои кеды.
— Лучше Джи или Джит. Встречаешь людей по одёжке?
— По обуви.
Мы смеёмся и быстро идём к автобусу. Мои поджилки трясутся. Осознаю, как стремительно может измениться всё в моей жизни благодаря этому путешествию. Становится страшно. В висках пульсирует.
— Повеселимся?
Сердце уходит в пятки, но я уверенно соглашаюсь. Соглашаюсь на что-то новое и совершенно для меня незнакомое.
========== 7. Дно. Якорь. Рок ==========
Все мои надежды провести время в тишине в дороге рушатся, как только мы занимаем свои места в автобусе. К моему удивлению, Маккой садится рядом. Не то чтобы я разочарована этим, но такое поведение сразу же толкает на странные мысли. Хоть Эванс и не особо зазнавшийся парень, у ног которого стоят толпы девушек, меня все равно настораживает его открытость и любезность. Статус «сын бизнесмена» даёт о себе знать: его уверенность всегда переваливает за отметку «средняя».
Так как Маккой учится в параллельном классе, я практически его не вижу. Мы изредка встречаемся в коридоре и при этом не произносим друг другу ни слова. Так что Маккой Эванс остаётся для меня загадкой, которую я, видимо, вскоре смогу разгадать.
Не могу сказать, что этот парень чёртов верхогляд, но вот привык он явно ко всему самому лучшему. И это становится ясно, когда Маккой начинает жаловаться на неудобные подлокотники и слишком жёсткое кресло. Ещё он отмечает недостаточно большое пространство между сидениями и заявляет, что надо было попросить его водителя нас отвезти.
Мы тратим много времени, забирая остальных ребят из соседних школ, и это становится ещё одной темой для разговора с Маккоем, который просто поражён этими «спартанскими» условиями. Я едва сдерживаю смех. Он искусно играет бровями, когда жалуется, и на это невозможно смотреть. Сдерживаю дыхание, чтобы не засмеяться. Интересно, что ещё покажется ему невыносимым?
— Хорошо, что нам не далеко ехать, — он откидывается на сидение и пытается принять удобное положение. С третьей попытки, кажется, у него получается.
— А я люблю долгую дорогу, — признаюсь ему, — можно расслабиться, подумать о чем-нибудь глубоком, расставить всё по полочкам у себя в голове.
Я говорю абсолютную правду. Меня всегда до дрожи радовали поездки куда-нибудь далеко-далеко от дома с родителями и Брук. Когда папа возвращался «с работы», если так можно назвать его род деятельности, мы часто отправлялись в путешествия. Однажды даже побывали в Шотландии. Такие ценные воспоминания остаются в памяти надолго и радуют душу.
— Я тоже, — с раздражением выдыхает он, — но в комфорте.
Я принимаю этот ответ на свой счёт. Словно укол в сторону той, что не владеет миллионами фунтов и огромной компанией. Наверное, в его окружении все — дети магнатов. Мучает только один вопрос: зачем ему тогда было идти в абсолютно обычную школу Лондона, если он мог позволить себе любое учебное заведение?
— Маккой, — я обращаюсь к нему, и он убирает свой мобильник в карман джинсовых шорт, которые я, к слову, не привыкла видеть на парнях.
Дарен не любил их носить и считал, что это безвкусно. Особенно, если они очень протертые, светлые и выше колен. Точь-в-точь как сейчас на Маккое.
Я поднимаю взгляд выше и рассматриваю его рубашку с клетчатым принтом и вижу маленькую сноску названия бренда. Burberry*. В принципе, чего и стоило ожидать.
Мне становится неловко, ведь я рассматриваю Эванса столь бесстыдно, что сразу же опускаю голову.
Он ждёт моего вопроса. Я теряюсь, поскольку почему-то чувствую себя сейчас несколько приниженной. Неужели его вещи и отношение к роскоши так влияют на меня? Делаю пару выдохов, чтобы окончательно прийти в себя. Это ненормально. Ненормально. Дарен бы отчитал меня как следует.
— Какая у тебя тема проекта? — быстро задаю ему первый пришедший на ум вопрос.
— Психологические якоря, как объект влияния на психику, — он проговаривает всё четко, и у меня расширяются зрачки от серьёзности его темы.
Он явно очень много работал над своим проектом. У меня не остаётся сомнений, почему его работа выиграла в конкурсе. А вот моя… Как я оказалась на одной ступени с ним?
Безумно боюсь его ответной реакции. Не хочу отвечать на этот же вопрос, ведь мой ответ не такой как его, не восхищающий, не вдохновляющий, не уверенный.
— Здорово, — тихо выпаливаю я, чувствуя, как щёки наливаются краской.
— А ты какую тему выбрала?
Я готова пропасть на месте. Считаю до трёх — так меня учил Дарен. Нельзя показывать слабость. Нельзя становиться объектом унылой неуверенности. Помню все его советы. Набираю воздуха в легкие, а затем поднимаю на Эванса глаза и с гордостью восклицаю:
— Бабочки. Я исследовала жизнь бабочек.
Ещё никогда я не давала таких четких и уверенных ответов. Произношу настолько гордо, будто бабочки — самые прекрасные существа на Земле. И, думаю, да. Они уж точно никогда не причинят боль.
— Оу, — он на секунду замирает, — должно быть, круто.
Никакого энтузиазма в его голосе. И чего я ждала? Иногда моя наивность достигает гигантских размером.
— Какие у тебя якоря, Джит? — я уже собираюсь отвернуться к окну, но Эванс вдруг задаёт мне вопрос, на который, увы, сложно ответить сразу. Признаться, ранее я не сталкивалась с понятием «психологический якорь», имела лишь догадки о том, что это такое.
— Почему ты уверен, что они у меня есть?
Маккой смеётся и следом отпивает немного воды из бутылки.
— Они есть у девяносто девяти процентов людей на планете. Рассказать тебе подробнее? — его глаза по-настоящему загораются, и я понимаю, как же сильно эта тема интересует Маккоя. Наверное, он ночами напролёт изучал книги по психологии, чтобы сейчас иметь возможность рассказывать всем об этом.
— Да, — тихо шепчу и погружаюсь в его рассказ.
— Сама подумай, якорь — даже в этом слове есть то, что отяжеляет, отягощает на самое дно. Когда ты находишься в определенной эмоциональной ситуации, в раздражении, в радости, в испуге, есть что-то, что вызывает у тебя эмоции. Представь, что ты боишься каруселей. Например, если ранее у тебя было неприятное впечатление от обычной карусели, то потом, при ощущении подобных эмоций, уже не находясь там, при покачиваниях, легком головокружении, ты будешь переживать те же эмоции, что в тот момент, когда на карусели тебе не понравилось. И якорем может стать всё, что угодно: мелодия, кинетический образ, прикосновение. Абсолютно всё.
Его слова доводят до мурашек. Как я раньше не слышала об этом явлении?
— Даже прикосновение?