Опустившись на колени между моими бедрами, Коннор проводит головкой по моим складочкам, забавляясь со мной, прежде чем слегка надавить. Дыхание сбивается, я упираюсь в его грудь рукой, как будто могу его остановить. Сфокусировав на мне потемневший взгляд, Коннор говорит мне шепотом:
— Я погублю тебя для всех остальных, но намерен сделать это так, чтобы ты наслаждалась каждым моментом.
С этими словами он вдавливается глубже, растягивая и заставляя меня сложить губы в букву О. Ощущение вторжения на мгновение обжигает, пока его член полностью не оказывается внутри меня. Коннор замирает, давая мне время привыкнуть. Я впиваюсь в его плечи короткими ногтями, поднимаю ноги и упираясь пятками в его мускулистую задницу, как будто могу его удержать. Как будто это спасет меня от слишком сильных ощущений.
Пока смотрю на него широко раскрытыми глазами и пытаюсь отдышаться, Коннор целует и покусывает мою шею, медленно начиная двигаться. Его губы снова находят мои, и я целую и прижимаюсь к нему, переполненная благодарностью и облегчением. Тело покалывает от каждого движения. С каждым движением бедер он касается моего клитора, и вскоре я начинаю подмахивать бедрами, желая ощутить его глубже.
В тот момент, когда мое тело инстинктивно принимает его, Коннор улыбается мне в губы.
— Ты моя послушная маленькая шлюшка, не так ли?
Я поднимаю на него взгляд и в этот момент он грубо входит в меня. Откидываю голову с придушенным стоном.
— Твоя киска создана для того, чтобы я ее трахал, — говорит он мне, двигая бедрами.
Коннор прижимается ко мне, находя левой рукой мою шею. Он крепко хватает меня за горло и яростно вбивается в мое лоно, не останавливаясь и вызывая ощущения, которых я никогда раньше не испытывала. Кровать бьется о стену при каждом сильном толчке.
— Кончай на мой член, ты же хочешь, — стонет Коннор в ложбинку моей шеи. Мои соски, твердые как камешки, касаются его груди, и всего этого становится слишком много. — Кончи для меня, моя послушная маленькая шлюшка.
И я кончаю. Не стесняясь, я полностью раскрываюсь для него. Его стон удовлетворения только продлевает мое удовольствие.
Оргазм все еще бушует во мне, когда Коннор снова целует меня, овладевая моим освобождением и трахая глубже и сильнее.
— Вот так, моя хорошая девочка. Ты чертовски идеальна.
Коннор переворачивает меня на живот, берет за волосы и дергает на себя, заставляя поднять голову. Он трахает меня сзади, растягивая удовольствие и останавливаясь на мгновение, чтобы не кончить.
— Я собираюсь наслаждаться каждым дюймом тебя и сделать тебя полностью своей.
Глава 4
Она с ужасом смотрит на мужчин.
По крайней мере, так это выглядит с моей точки зрения. Ее ранее робкие взгляды сменились взглядом с широко распахнутыми глазами. Ее грудь быстро вздымается и опускается. Мэделин правда нервничает или притворяется? Или она просто чувствует последствия того, что мы делали вместе?
Черт знает, что я чувствую. Она идеальна. Я уже знал, что с ней так и будет, но прошлая ночь была о*уенно прекрасной.
Когда Мэделин привела себя в порядок, настолько презентабельный, насколько возможно в данных обстоятельствах, я привел ее на кухню. Она почти не спала. На ней только моя футболка и длинные пижамные штаны. Ее волосы расчесаны, но ее хрупкость и тонкие черты лица полностью обнажены. На долю секунды гордость за нее тухнет, учитывая ее страх. Но она чертовски совершенна, и она моя. Вся моя. Навсегда.
Мэделин – единственное благо, которое можно извлечь из хаоса и войны. Как я мог не быть одержим ею?
Мне приходится прижаться к ней, когда веду ее на кухню. Комната современная, как и все поместье, с чистыми линиями, почти все поверхности из гранита и камня. Я представляю, что Мэделин изменит в ней. Насколько понимаю, это ее право – делать так, как ей хочется и как ей нужно.
Ее изящная рука сжимается в кулак, комкая ткань моей футболки, когда мы входим в комнату. Ее босые ноги мягко, почти бесшумно ступают по холодному кафельному полу.
Мужчины расположились вокруг стола. Похоже, никто из них не спал этой ночью. Всегда есть риск возмездия. Никто не будет в безопасности в течение недель, месяцев, а может быть, и дольше. Пока не будет уничтожен последний враг.
Мой брат наблюдает за нашим приближением, в его глазах нет ни малейшего проблеска узнавания. Так будет лучше для всех. Он единственный, кто знает ее, единственный, кому известна вся история. Так и останется.
— Мэделин, это мой брат.
Я подвожу ее к нему в первую очередь. Мэделин дрожит как лист, когда он протягивает ей руку для пожатия.
— Привет, Мэделин, — говорит он легко, с тем очарованием, которым он славится.
Несмотря на его доброту, она все еще колеблется и сначала смотрит на меня, прежде чем пожать его руку.
— Привет, — произносит она. Я едва слышу слова, пока они ведут светскую беседу.
Мэделин позволяет мне знакомить ее со всеми мужчинами. Она хорошая актриса. Она уже много лет знает, кто эти мужчины. Знает их в лицо. И они знают ее. Они знают слишком много.
Мне не нравится, как мужчины смотрят на нее, смотрят слишком долго и оценивающе. У меня чешется рука сжать кулак, чтобы выразить свой гнев за их непристойное поведение. Но я не могу. Мне приходится делать вид, что я не чувствую, как внутри поднимается гнев каждый раз, когда один из них смотрит на ее тело, а не на лицо. Я должен притворяться, что мною движет только месть. Что Мэделин моя пленница, что это было спланировано так, как известно этим мужчинам. Что мы не использовали их, что не было никаких скрытых мотивов.
До кухни доносится плач ребенка. Он тихий. У этого малыша самый спокойный плач.
Мэделин реагирует мгновенно, напрягается и смотрит через плечо, в сторону коридора, где находится ее ребенок. Она прикусывает губу, но не делает ни шагу в сторону звука.
— Иди, — говорю я ей.
Она колеблется, смотрит на меня широко раскрытыми глазами.
— Ты собираешься заставить меня повторять? — спрашиваю я негромко, с намеком на игривость, хотя Мэделин не подает виду, что уловила ее.
Она смотрит мне в глаза, и, клянусь, я вижу в них настоящий страх. Она боится их? Или меня? Должен признать, мне нравится страх в ее глазах. Даже если меня от этого тошнит, то так тому и быть.
Я беру ее за подбородок и притягиваю к себе, чтобы поцеловать. Приходится притворяться, что мне это не нравится. Что это лишь часть работы. Но целовать и касаться ее кожи чертовски приятно. Ее пульс бьется прямо на поверхности и что-то еще мелькает в ее глазах. Желание. Мэделин не может скрыть его от меня, как бы хорошо ни притворялась перед другими мужчинами.