Мистер Спринг очень любил ощущать физический контакт с детьми. Он поднимал их на руки, словно они были малышами, в шутку боролся с мальчиками, бросался в них подушками, бежал наперегонки к пульту. Джен старалась держаться подальше от этих бурных проявлений активности, поближе к стене или крупным предметам мебели, чтобы ее не сбили с ног.
В новом доме и пахло совсем не так. В семье по утрам вместо апельсинового сока пили яблочный. Дженни же считала, что лучшее начало дня – именно стакан апельсинового сока. Еще ели овсяную кашу с разными вкусовыми добавками из индивидуальных пакетиков. Ей она казалась на вкус опилками для хомяков. Девушка мечтала о посыпанном корицей тосте и половинке грейпфрута. А тут даже не держали хлеба, никто не ел бутерброды!
«Да как можно жить без них?» – удивлялась она.
Ужасно хотелось домой. Однажды в машине с Ривом, когда тот искал уединенное место, чтоб провести время со своей девушкой, она почувствовала себя дурно, ибо начала понимать, в какую историю может ввязаться с новой семьей. Тогда парень остановил автомобиль, и ее вырвало на какие-то кусты. В этом доме она тоже постоянно чувствовала себя дурно, болел живот.
«Я уже не в состоянии ничего проглотить, – с тоской размышляла она. – Поэтому какая разница в том, что они не едят бутерброды?»
В доме была всего одна ванная. Сколько Дженни себя помнила, у нее всегда была личная комната. А теперь приходилось делить ее с шестью людьми! В ванной стоял таймер, который надо было включать перед тем, как залезаешь в душ. Горячая вода шла ровно три минуты, после надо было заканчивать мытье. Три минуты! Ей казалось, что за это время она не успевает полностью намокнуть.
Там нельзя было держать личных предметов гигиены за исключением зубной щетки. У каждого члена семьи было пластиковое ведерко, в котором лежал шампунь, шапочка для душа и другие необходимые вещи. Это ведерко надо было потом забирать в комнату. Перед дверью вечно стояла очередь: как только Дженни заходила, тут же начинались разговоры:
– Что ты там делаешь?
– Давай побыстрее. Мне надо наложить макияж.
– Мне через пять минут выходить.
– Джен, давай ты лучше меня в коридоре подождешь.
Ни минуты покоя! Эти люди нападали на нее, как стервятники.
Когда они не стояли в очереди в ванную, не кормили ее совершенно непонятной и непривычной едой и не рассматривали, то постоянно лезли в душу с разными вопросами.
– Не хочешь взглянуть на свои детские фотографии? – спросила однажды миссис Спринг.
С одной стороны, Дженни была бы не против. В Коннектикуте ее смущало отсутствие своих детских фото. Она сидела и взвешивала все «за» и «против», думая, что увидит себя маленькую в обществе этих людей в качестве члена их семьи. Возможно, на руках у родителей, в высоком детском стульчике, на детском сиденье в салоне автомобиля. Девушка плотно сжала губы и отрицательно помотала головой.
– Если начнешь к нам хорошо относиться, это не будет предательством по отношению к мистеру и миссис Джонсон, – заметила женщина.
Дженни расплакалась.
– Я понимаю, что ты еще морально не готова называть нас мамой и папой, – произнесла миссис Спринг и расплакалась сама. – Я понимаю, это очень важные для каждого человека слова. И осознаю, что может пройти много времени, тебе больно. Но, Джен, тут ты можешь расслабиться, веселиться, смеяться и обниматься.
«Я не Джен! – крикнула она про себя. – Я – Дженни!»
Тем не менее девушка кивнула и позволила миссис Спринг себя обнять. Все это время она стояла не шевелясь, слабо представляя себе, что когда-либо сможет позволить себе взаимные объятия. Ей не без труда удалось позволить себя обнять.
– Расслабься, Джен! – язвил Брендан. Или Брайан. – Вытри пот с лица. Ты пережила то, что тебя обняли! И заслужила медаль!
Тут пришлось рассмеяться.
– Представь, что попала в летний лагерь, – советовала Джоди. У нее были такие же большие карие глаза, как у близнецов. Она отбрасывала волосы со лба назад таким же движением головы, как миссис Джонсон. – Первые дни скучаешь по дому. Но очень скоро понимаешь, что это лучшее время твоей жизни.
«Лучшее время моей жизни?!» – с возмущением думала Дженни. Она прожила в этом доме несколько дней, но ей казалось, что потеряно уже сто лет. У нее даже мысли стали такими хаотичными, что перестали быть похожи на собственные. Это был просто какой-то бессмысленный кошмар.
Потом ее попытался обнять мистер Спринг. Он был огромным, как медведь, и его рыжая борода неприятно щекотала лицо. Дженни попыталась отстраниться. Выражение его лица стало грустным, когда он заметил это. Она ранила его чувства. Стивен и Джоди обменялись взглядами, смысл которых Дженни не поняла. Лица близнецов ничего не выражали. Девушка даже не осмелилась взглянуть на миссис Спринг. Как получается, что самый важный для ребенка человек превращается в совершенно незнакомого человека? Ей казалось, что она никогда не сможет назвать женщину «мамой».