Едва за мужчиной закрывается дверь, как я падаю на кровать, зарываюсь лицом в пышной подушке.
Абсолютно не понятно, как жить дальше…
Главное, зачем?
Я лишена не только танца, но и общения с близкими – с мамой, отчимом, сёстрами. Как там моя Алёнушка? Как Лерунчик? Узнаю ли когда-то о них? И что они думают обо мне? Наверное, им уже сообщили, что я пропала, они места себе не находят. Бедная мама, второй раз переживать потерю дочери! Врагу не пожелаю такой материнской судьбы.
Стучат. Гляжу пристально на дверь, не отвечаю. Так на всякий случай. Вдруг пронесёт.
Нет! Не пронесло. Дверь приоткрывается, в щель заглядывают две пары темных любопытных глаз.
Присаживаюсь на кровати, поправляю коричневое скромное платье и волосы ему в тон. После покраски цвет волос получился шоколадным с золотым отливом. Натягиваю обворожительную улыбку.
Щель становится шире.
– Не бойтесь, – подбадриваю девчонок. – Идите ко мне, – хлопаю по постели.
Две малышки нерешительно продвигаются в комнату. С ужасом разглядываю обеих – волосы у Зехры и Зухры черные, густые, заплетенные в жуткие косы с неровными прядками и колтунами.
– Кто вас заплетал? Мама?
Две пары черных глаз прищуриваются. Две темные головки одновременно отрицательно мотаются из стороны в сторону.
– Лиля? – быстро догадываюсь.
– Угу, – подтверждает одна из девочек, хлопая заинтересованными глазенками.
– Так себе, – даю оценку детскому творчеству. Я в своём детстве была вынуждена научиться хорошо плести косы, всё-таки должность и обязанности старшей сестры меня обязывали. Алёнчик до последних дней просила заплетать её. «До последних дней» – жуткие слова, облаченные в мыслеформу, выданную внезапно мозгом, поразили до глубины души. Неужели, я уже поставила крест на своей жизни?
Глядим друг на друга – я на двойняшек, они на меня. Рассматривают как заморскую куклу в витрине магазина.
– Можно? – Зехра тянет ко мне загорелую тонкую руку.
– Лови, – наклоняюсь вперед, позволяю завороженной малышке потрогать своё лицо, волосы.
– Мягкие, – шепчет она с восхищением.
– Да, мягкие и тонкие.
– Как молоко, – пальчики Зухры бродят по моему лицу с молочной кожей.
– Не люблю загорать, – морщу носик. Стараюсь быть с девочками откровенной.
Малышки стоят в десяти сантиметрах от меня, разглядывают.
– У тебя в глазах плавают черные чаинки, – смеется Зухра, благосклонно одаривая меня нежной улыбкой.
– Так распорядилась природа, – улыбаюсь в ответ.
– Садитесь на пол, я вас заплету! – от общения с девчонками на сердце теплеет, и мне хочется отдать им частичку себя в благодарность.
***
Через пятнадцать минут девчонки красуются в зеркале, любуясь модными косами.
– Почему ваша мамочка не дома? – интересуюсь у малышек, как только понимаю, что барьер недоверия преодолен.
– Она живет теперь в другом доме, – Зехра тычет пальчиком в окно.
– В каком? – на сердце тревожно. Неужели Амир ее выгнал?! За что?
– В Небесном, – шепчет вторая, кусая пухлые губки.
– Мама ушла на Небеса? – сердце заходится быстрыми ударами.
– Угу, – кивают красивыми головками, и я замечаю, как на длинных черных ресницах застыли крупные капли слёз.
– Мои хорошие, – обнимаю девочек, прижимаю к себе крепко, глажу по волосам. – У вас есть папа и бабушка. Всё будет хорошо!
Зехра вскидывает на меня огромные черные глаза, доверчиво глядит.
– Мама… Папа сказал, теперь ты наша мама!
Не могу сдержать слёз, они без спроса бегут по щекам. Какая же я – эгоистка. До прихода девочек готова была рыдать из-за потери мечты, из-за невозможности стать балериной! Как же это смешно и как обидно за малышек. У меня нет всего лишь танца, а у них…мамы.
– Заюш, папа сказал, что я его вторая жена, он ничего не говорил… – осекаюсь.
Что имел в виду Амир, нарекая меня женой? На душе неспокойно. Неужели, он хочет сделать меня мамой для дочерей?
Нет! Не может быть. Он всего лишь хороший человек, прячет меня от дяди, и маска жены очень даже подходит случаю. Если только… дядя не захочет познакомиться со мной. Вздрагиваю. Ёжусь. Вся надежда на Амира и его защиту. Я ему верю всем сердцем, душой и телом.
– Ты им не мать! – в дверях вырастает гневная фигурка Лилии. – Девчонки, быстро за мной, – командует младшим сестрам.
– Лилечка, я ничего плохого не хотела. Прости, – лепечу невнятно. Мне совсем непонятно как общаться с десятилетней девчушкой, воспринимающей меня в штыки, считающей угрозой их мирному существованию.