Сознательно хотел лишь укрыть Наташеньку, спрятать от дяди, подсознательно я желал быть с ней рядом круглосуточно.
Всё снова вышло из-под контроля…
Я ее хочу как женщину. Я ее желаю, как настоящую жену.
Она добрая и ласковая, могла бы стать моим девочкам мамой. Если не мамой, в силу возраста, то настоящей любящей старшей сестрой.
Но девушка не принадлежит мне. Я не имею на нее прав, значит, должен отпустить?.. Представляю на ее месте Лилию. Если бы какой-то мужик украл мою дочь? Как бы я повел себя, – на сердце тяжело. Как отец, прекрасно понимаю страдания ее родителей. Если этот балерун раскололся, то ее семья уже в курсе, что дочь похитили. А пацан точно раскололся. Вспоминаю его напуганное лицо и глаза, в которых он мастерски прятал настоящие эмоции. Актер, одним словом. Точно одурачил Анвара.
Тяжелые недели переросли в эмоционально нелегкие дни, а дни в свою очередь в часы и минуты. Совсем закислился в своих горьких мыслях и непростом выборе, между совестью и желаниями.
Приезд дяди оказался мне на руку. Он меня так разозлил, что я принял решение – жить своим умом и трудом.
Жить как раньше больше нельзя. Страх, что Лейла увидит с небес мою жизнь, преследовал меня с того самого дня, как я пошел в услужение к дяде.
– Ами, думаешь, это хорошая идея? – вторая Лейла глядит на меня счастливыми глазами.
Нет, милая, я думаю, что идея отвратительная, но вслух не скажу, не хочу расстраивать ни тебя, ни детей. Они уже убежали наряжаться в дорогу.
– Нам не помешает развлечься. Одевайся, – нежно произношу я, натягивая на лицо маску спокойствия.
Наташа уходит, оставляя меня одного. Тут же появляется мать.
– Амир, если Аким ее ищет, может, не надо выходить из дома? Навлечешь беду на нас.
– Мама, мы больше не будем жить как раньше! Не будем его бояться. Всё! Баста! Я устал от него.
– Улым, он же страшный человек. Его даже твой отец боялся.
– Мама, – целую руки матери, – я не отец. Я сильный. Должен защитить свою семью от этой сволочи. А Лейла тоже моя семья, понимаешь?
– Понимаю… вот только.
– Что не так?
– Как же Ясина?
– Скажу, что не женюсь, – нервно дергаю плечом, – и точка.
– Ой, улым…
– Тебе что-нибудь купить?
– Купи новую прихватку для кухни.
– А тебе лично? – нежно осматриваю мать. – Может, тоже новое платье?
– Сыночек мой, мамина радость, – мать ласково смотрит на меня. – Ничего не покупай, не трать деньги. Если ты не будешь работать на Акима, то деньги нельзя транжирить.
– Я тебя услышал, – целую мать в щеку, иду к себе одеваться. По дороге вижу своих матрешек, они уже сидят на диване – в джинсах, кедах, осенних желтых плащах.
– Шапки на голову, мигом! Ишь, какие, модные, прическами решили похвастаться.
***
Выезжаю из гаража на стареньком Форде.
– Девчонки запрыгивайте.
Лейла помогает детям забраться на заднее сидение, пристегнуть ремни у кресел безопасности. Сама занимает место рядом со мной.
Она сейчас такая смешная, на ней шоколадный плащ моей матери, яркий оранжевый платок, туго затянутый на шее, покрывает голову с темными волосам, а огромные солнечные очки с круглыми стеклами прячут от меня ее красивые карие глаза, в которых плавают черные чаинки.
– Давай, я сам, – наклоняюсь над ее стройной фигуркой, втягиваю аромат девушки жадно ноздрями, пристегиваю ее ремнем безопасности, – так мне спокойнее.
– Думал, сбегу? – смеется тихо, – не мечтай!
Я и не мечтал. Это мой самый страшный кошмар – расстаться с Наташей навсегда.
Вот уж не думал, что еще раз влюблюсь.
Вот уже не думал, что другая женщина, не Лейла, может занять все мои мысли, и вытеснить ту, другую.
Осторожно снимаю с ее лица очки.
– Хочу смотреть на тебя, – на ушко шепчу девушке.
Смеется как колокольчик, дарит мне такой взгляд, что невольно заворачиваюсь в кокон, в нем тепло, уютно, и невыносимо сладко.
Знаю, она также безумно как я хочет, чтобы я прикоснулся к ней, но стесняется это озвучить, показать.
Цвет кофе в ее глазах сгущается, зрачки расширяются, когда моя рука непроизвольно, отдельно от команд моего мозга, ползет под длинное платье.
Сжимаю ее бедро, продолжаю глядеть ей в глаза.
Она стаскивает быстрым движение руки с себя платок, расстегивает верхние пуговицы плаща, тяжело дышит. Ее грудь вздымается бешеными неровными толчками. Адреналин бьет нам обоим в мозг.
Мои глаза бродят по влажным алым губам. Вздыхаю громко. Проглатываю застрявший в горле ком.
Облизываюсь, глядя как на девичьей шее под тонкой молочной кожей пульсирует венка. Впервые замечаю родинку справа.