Александр Шувалов
Боевые псы империи
Притворщик-2, или Сага о «болванах»
Пролог
Не открою Америк, если скажу, что Россия — глубоко духовная страна и всяк в ней живущий или почти всяк, тонко чувствует и глубоко переживает… Что, спросите, чувствуют и по какому поводу терзаются душой? Каждого глубоко заботит свое, заветное.
Например, наши вожди страдают от того, что им достался не тот народ. Не японцы со своим нечеловеческим трудолюбием и не северные олени, которые, как известно, совершенно самостоятельно решают вопрос о пропитании, добывая ягель на завтрак, обед и ужин, и при этом не ноют о каких-то там индексациях, тарифах и прочих социальных пакетах. Зато совершенно безропотно отдают пастырям шкуру и мясо. И рога, для тех, кому не хватает своих, собственных.
Демократы переживают от того, что их время безвозвратно прошло, и халява закончилась. Обмелели молочные реки, куда-то подевались тазики с икрой, а к подъезду перестали подавать авто с мигалками. Только и остается теперь, что оплакивать ушедшие непонятно куда сладкие моменты и потихоньку сдавать в аренду бизнесменам под офисы свободные площади во всяких там Почтовых переулках.
Наша доблестная милиция искренне переживает от засилья преступного элемента. Борьба с ним отвлекает работников правопорядка от столь любимой ими коммерческой деятельности.
Творческая интеллигенция прямо-таки разрывается от невозможности создать хоть что-нибудь эпохальное и полнейшего нежелания работать. А, потому, только и остается, что шляться по презентациям и привычно суетиться лицом, изображая совесть эпохи.
С олигархами отдельная история. Как следует нахапав и наевшись вкусненького в четыре горла, они вдруг с ужасом поняли, что совершенно не представляют себе, чего бы такого прикупить к уже имеющемуся для комплекта. А, еще, им вдруг очень захотелось, чтобы ими восхищались. Когда же выяснилось, что сие невозможно, многие нахмурились.
О народе говорить не будем, потому как он, в отличие от всех остальных, всяким там страданиям и душевным метаниям совершенно не подвержен. Может быть, из-за того, что народ в России постоянно занят… выживанием.
Чиновники… Как метко заметил один остроумный писатель, наш служивый люд ощущает серьезный дискомфорт от необходимости жить в той стране, которую так старательно грабит. Ездить, пусть и в машинах с мигалками, по хреновым дорогам, видеть из окошка все те же, набившие оскомину пейзажи, встречаться ненароком взглядом с теми, кого шкуришь, и чувствовать их искреннюю любовь. Насколько же лучше было бы взять да проснуться в обычный будний день не в этой Раше, а где-нибудь на Лазурном берегу или в Лос-Анджелесе, штат Калифорния, вдохнуть свежий, чуть солоноватый морской воздух и вдруг всей душой и каждой клеточкой любимого организма осознать, что жизнь все-таки прекрасна и она-таки удалась. Так и живут в муках.
Леонид Михайлович, в отличие от многих, себе подобных, стойко переносил факт проживания в России и никуда из нее съезжать не собирался. Все потому, что чиновником он не был. Уже не был. По статусу его скорее можно было отнести к вельможам, людям, прочно стоящим у руля. Как-то совсем недавно один из ему подобных в беседе с журналюгами назвал себе подобных новыми дворянами. И даже при этом ни капельки не смутился. А, чего, собственно говоря, стесняться? Такая жизнь: есть быдло, есть те, кто это быдло пасет и ставит в стойло, а есть небожители, элита, кто руководит и направляет, держит в крепком кулаке и не дает разбрестись, куда не надо.
Он высоко забрался, прочно устроился и собирался лезть дальше и выше, прямо к облакам. Был истинным патриотом и, если произносил слово «Россия», обязательно добавлял «великая». Демонстративно не шлялся по всяким там Куршевелям и Сардиниям, предпочитая отдыхать от трудов праведных на Валдае. В общем, как в песне поется: загорал в Сочи, рыбачил на Волге, в Ростове солдатом служил. Деньги, правда, предпочитал хранить за границей.
Рано или поздно у любого слуги народа возникает финансовый вопрос. Не в том смысле, где бы перехватить до получки, а куда девать излишки. Почему-то у всякого чиновника в процессе бескорыстного служения Отечеству вдруг появляется много денег. Непонятно, откуда… Когда они перестают помещаться в скромном служебном кабинете, их отвозят домой и хранят под кроватью или на антресолях. Потом они до упора заполняют собой жилплощадь, вот тогда их относят в банк. Желательно, в иностранный. У нас в стране банки частенько сбегают неизвестно куда со всеми деньгами, еще они, бывает, лопаются. И, вообще, подальше от лишних глаз положишь, на душе как-то спокойнее.