Выбрать главу

- Этническую музыку… иногда баллады, - не знаю, зачем я отвечал на его глупые вопросы, наверное, мне просто интересно, что он предпримет дальше.

- О-о-о-о… протянул он многозначительно и начал забираться ко мне.

Я приуныл.

- Ты что делаешь? – забеспокоился, все-таки высота под восемь метров.

- Разве не понятно? Лезу к тебе, - он схватился за нижнюю ветку, подтянулся, забрался. На руках играли мышцы от напряжения, футболка задралась, оголив живот.

- Зачем? – задаю резонный вопрос, наблюдая, как он пробирается дальше.

- Интересно посмотреть… что ты там видишь со своего насеста…

Ему оставалось совсем немного до безопасного места, когда он встал на сухую ветку, и та, не выдержав его веса, хрустнула, и он полетел вниз.

Не помню, как оказался рядом, сработали навыки, и я перехватил его за запястье.

На меня глядели дикие серые глаза, пульс у него зашкаливал, а рука была горячей, почти обжигающей. Я невольно втянул его терпкий запах, от страха ставший насыщенным, затем подтянул парня выше, и Матвей уцепился второй рукой за ветку, на которой я сидел. Отпустил, только когда мы оказались на одном насесте.

- Надо быть осторожным, на твой вес многие ветки не рассчитаны.

- Это… точно, - прошептал он, садясь рядом и смотря на меня с уважением. Что ж, стоило не дать ему разбиться, чтобы он стал воспринимать меня всерьез. – А ты сильный, хоть с первого взгляда и не скажешь. У тебя подправленные гены? У меня вот да, улучшена сила и выносливость.

Вот оно что, а я гадал, почему он так отлично держался со мной в драке. В сети масса научных статей об этом, многие родители после войны разрешали усиливать те или иные гены в детях, считалось, что это повышает работоспособность, исключает многие генетические болезни и еще много чего.

Улыбаюсь.

- “Не суди о книге по обложке” - слышал такое выражение? Я полон сюрпризов.

- Значит, подправлены, - сделал вывод Матвей, а я не стал переубеждать. Он огляделся и поднял голову. – Ух ты!

Да, там было на что посмотреть: в кроне дерева, там, где просвет, сверкали звезды и одна из лун.

- Шикарный вид, - поделился он впечатлениями. – Теперь вижу, почему тебе здесь нравится. А что читаешь?

- Старую историю в цифровом варианте, меня больше устраивают книги в библиотеке, но и так сойдет, - киваю на планшет.

- Интересно?

- Мне нравится.

- А что ты любишь есть?

- С чего такие вопросы? – удивляюсь.

Матвей взглянул открыто, пронзительно. Усмехнулся, как только он умеет.

- Может, компромат собираю… или просто интересно.

- Ну если интересно… Ем все, что съедобно. Не привередливый. Острое и соленое не люблю.

- А пьешь что?

- Зеленый чай.

Он засмеялся.

- Я вообще-то о спиртном.

- Не употребляю.

- Совсем?

- Совсем.

- Как так жить можно?

- Вполне неплохо.

- А почему?

- Нельзя по здоровью.

- А-а-а… это связанно со шрамами?

- Частично, - не стал врать я. Он сидит близко, и тепло его тела будоражит и манит. Это странно. Спокойно становится. Почему мы раньше так не говорили?

Мне общение было не нужно, я воспринимал всех через призму своего воспитания, не стремясь идти на контакт, то, что не входило в круг моих интересов, меня не волновало.

- Расскажешь откуда шрамы, Паша? – вкрадчиво спросил парень, смотря прямо в душу.

- Не сейчас… - открываться почему-то не хотелось. – Может быть, когда-нибудь.

Он хмыкнул скептически.

- Ясно. Не доверяешь.

- Доверие надо заслужить, - припечатываю.

Мы играем в гляделки некоторое время, понимаю, что парень не так прост, как кажется: за маской весельчака, нахала и занозы в заднице, прячется умный, все подмечающий хищник, умеющий добиваться своего. И я чем-то заинтересовал этого волка, привлек внимание, и теперь он не отстанет от меня, пока не добьется желаемого. Но никто не говорит, что он получит то, чего хочет.

Матвей первым отводит глаза и начинает спускаться.

- Пошли в комнату, Паша, выспишься нормально.

- Да мне и тут неплохо…

- Пошли, говорю! – спрыгивает на землю, поднимает голову и смотрит.

- А как же вечеринка?

Машет рукой.

- Я всех разогнал, так что будь спокоен.

Надо же, неожиданности так и сыплются. Сгребаю вещи и спускаюсь вслед за ним. До общаги идем молча, но нас это не тяготит.

========== Четыре ==========

Все вновь изменилось: мы ходили в столовую вместе, сидели за одним столом, разговаривали. Болтал в основном он, я только слушал и в какой-то момент понял, что мне интересно. Матвей много улыбался, сверкал глазами, поднимал брови, забавно оглаживал волосы, когда нервничал. Был подвижным, живым, разве только не светился от счастья. Не мог сидеть в одной позе долго, постоянно вытягивал ноги, раскачивался на бедном стуле, постукивал пальцами по столешнице.

Нет, он не был нервным, просто я мог не менять позу часами, как манекен, он - нет, он - человек в отличие от меня. Немного модифицированный, но всё же не настолько, чтобы чувствовать запахи, как животное, или видеть, словно птица. Не настолько, чтобы отключать нервные окончания при ранении и продолжать ползти к своим, даже с оторванными ногами. Более хрупкий, уязвимый.

- Эй, ты чего завис? – на меня с вопросом смотрят бездонные серые глаза, и я осознаю, что со всей нашей кажущейся похожестью, я давно вывалян в грязи и крови, а он невинен, как младенец.

- Задумался.

- Ты хоть слышал, о чем я говорил?

- Ты расписывал свой ненаглядный мотоцикл, и я понял, что ты неровно дышишь к железному приятелю, и будь твоя воля - спал бы с ним в обнимку.

Он засмеялся.

- Да, я люблю свою детку! Харлей Дэвидсон последней модели, отец на восемнадцатилетние подарил, обязательно тебя на нем прокачу.

- Нет уж, я жить хочу.

- Зануда.

- Какой есть.

Матвей перестал так много пить, вечеринки прекратились. Мне нравились эти перемены, жизнь стала размереннее, хоть я и не понимал в честь чего это. Он попросил натаскать его по точным наукам, я был не против. Теперь мы часто сидели в комнате и зубрили материал, я по десять раз объяснял ему формулы, варианты расчетов, и мне это никогда не надоедало. Он все удивлялся моему терпению, говорил, что на моем месте давно бы удавил ученика, чем повторять одно и то же по двадцать раз.

Этот великовозрастный детина повадился вытаскивать меня на прогулки и все-таки уговорил покататься с ним на байке. В первый раз я отнекивался и брыкался, он почти силком усадил меня впереди себя и рыкнул на ухо:

- Держись!

И я вцепился в руль вместе с ним, а через минуту оба уже орали от восторга, тоже вместе. Мы неслись по трассе, машин было мало, ветер бил в лицо. Шлемы нам без надобности - при изобретении защитных полей, они теряли смысл - в случае аварии мы просто залипнем в персональном поле, как мухи в паутине. Жар разливался по телу от его дыхания на коже, и я отпустил себя. Это так классно! Свобода – вот то ощущение, которое наполнило меня до отказа.

Матвей искусно закладывал повороты, сердце билось быстрей, к спине прижималось горячее сильное тело, и все казалось сном.

Разгоряченные, вспотевшие, мы доехали до моря, остановились на пляже и рухнули на песок передохнуть. Воздух пах солью и йодом, море было спокойным, а день клонился к закату, расцвечивая солнцем наши раскинутые тела. Смотря в синее небо, мне впервые пришла мысль в голову: насколько же мало я видел в жизни. Вода искрилась, переливалась, притягивая взгляд.

Матвей начал раздеваться, чем привел меня в замешательство.

- Ты что делаешь?

- Хочу искупаться, - он стянул футболку, невозмутимо скинул ботинки и взялся за ремень. – Вода теплая, хоть и не сезон еще. Пошли?

- Нет, я…