- Договорились.
Сердце у него выровняло ритм, голос спокойный. Кажется, конфликт исчерпан хотя бы на время. Берет меня за руку, переплетая пальцы, так и сидим рядышком, напряжение медленно, но верно отпускает меня, расслабляюсь и кладу голову ему на плечо, не вижу его лица, но чувствую, что Матвей улыбается. Так спокойно.
Ветер обдувает лицо, мои страхи забились в самый дальний уголок души, вот бы они там и оставались.
- Ты идиот, Паша, ты это знаешь?
- Ага.
- И рука, кстати, все еще болит.
- С меня массаж.
Скептически хмыкает над ухом.
- Знал бы, спровоцировал раньше.
- Что, нравится в синяках ходить?
- От тебя готов снести все, что угодно.
Сердце пропускает удар. А он ведь на полном серьезе сказал. Ну и что ты будешь с этим делать, солдат? Доверие - полное, безграничное. Дождешься, он тебя еще и с родителями захочет познакомить - и что тогда? Пиздец. Не хочу сейчас об этом думать. Проблемы нужно решать по мере их возникновения.
Массаж я ему сделал вечером, промял все косточки так, что Матвей только громко стонал и матерился, зато быстро расслабился и уснул как младенец. Я еще долго смотрел на его безмятежное лицо и думал о своей жизни, о том, чего я хочу, и как этого добиться. Все подозрительно хорошо складывалось, а опыт говорил, что когда все прекрасно - надо ждать большой подлянки. Пока я не знал, в чем это проявится, оставалась надежда пережить неожиданности без потерь.
***
Прошел месяц, и наступили экзамены, которые вытянули из нас все жилы и не оставили времени на рефлексии и глупости. В атмосфере взаимной подготовки мы сблизились еще больше.
Целовались каждый день подолгу, до припухших губ и глухих стонов, я отвечал ему со всей порывистостью и жадностью. Внутри меня будто разгоралось солнце, которое пыталось выплеснуть свое тепло наружу, и этот жар порождал сильные эмоции, которые раньше я не испытывал. Мне постоянно хотелось прикасаться к Матвею, пробовать на вкус его кожу, облизать всего. Весь контроль улетал, когда он проходился губами по шее, стонал, смотрел черными от похоти глазами, прижимал меня к себе и лапал за задницу. У меня внутри все дрожало, ноги слабели, а голова становилась пустая и легкая.
После он оставлял меня, тяжело дышащего, с расфокусированным взглядом, а сам бежал в душ, где даже сквозь шум воды я слышал его стон, когда он кончал, помогая себе рукой.
Чувство вины росло, я проклинал свое тело, не способное реагировать нужным образом, но потребность в ласках стала необходимостью, и я с ужасом ждал, когда парню надоест заниматься мазохизмом, и он пошлет меня, и заведет себе нормального любовника. Но дни шли, сменяясь неделями, а Матвей оставался все также ненасытен в поцелуях и ласках, и не было ни намека на то, что он чем-то недоволен.
Наконец мы сдали все зачеты, я первым отстрелялся и сидел на ступеньках учебного корпуса, поджидая Матвея, прошло уже больше часа. Он появляется в дверях, уставший, но довольный, встаю навстречу и охаю, когда он стремительно подходит, хватает за талию и приподнимает над землей. Испуганно упираюсь в плечи и шиплю:
- Поставь меня, придурок!
- Не-а, - придурок лыбится и прижимает меня сильней. – Я сдал! На “отлично”. Все благодаря твоей помощи. Ты чудо, Паша!
Вид у него, как у обожравшегося сметаны кота, и я не могу сдерживать улыбку.
- Пусти, на нас уже смотрят, - не забываю оглядываться по сторонам и подмечать любопытных наблюдателей.
- А мне плевать, - но он все же аккуратно поставил меня и поцеловал, всерьез.
Я вспыхнул до ушей, вокруг раздались смешки и улюлюканье: то ли осуждающие, то ли действительно завистливые. Но нам уже было все равно. Я обнимал его за шею, запускал пальцы в короткие волосы и целовал в ответ. Когда мы нашли в себе силы расцепиться, Матвей спросил:
- А ты как сдал?
- Все на “отлично”, включая физподготовку.
- Я в тебе ни секунды не сомневался. Поехали праздновать?
- Куда? Я не пью.
- В кафе. Накормлю тебя мороженым. Какое ты любишь?
- Не знаю, - ляпнул я совершенно бездумно и прикусил язык.
Парень замер и прямо душу мне вынул своим взглядом.
- Интересный ты человек, Паша. Не пьешь, не куришь. Кофе только со мной попробовал, мороженое не ел. Зато имеешь ай-кью выше, чем у нашего учителя астрономии, я знаю, проверял по базе, сравнивая анкетные данные, и дерешься лучше инструктора, а это я уже сам видел. Вот что мне думать прикажешь?
- Что природа щедро одарила меня умом и сообразительностью?
- Издеваешься?
- Немного.
- Ладно, я тебе доверяю. Дело за малым, теперь ты должен мне поверить. Только… странно все это.
Мы почти дошли до стоянки, останавливаюсь, держу его за руку и смотрю в серые льдинки глаз. Он прищурился, пожевал губу и кивнул, что-то решая для себя.
- Хорошо, пошли есть мороженое.
Мы поехали в кафешку; я не ожидал, что мороженое бывает стольких видов. Читая меню, завис и все никак не мог выбрать. В результате мы заказали восемь разных порций, съели по половинке от каждой. Думал - не выживу: и вкусно, и не лезет больше. Потом пили кофе и чай, болтали о разных вещах. Вообще за последнее время я говорю слишком много, за всю прожитую жизнь столько не разговаривал, сколько за последний год. Не хотелось думать о серьезных вещах, не хотелось просчитывать варианты, но мозг действовал помимо воли. В кафе сел так, чтобы видеть дверь и окна, пока болтали, автоматически фильтровал информацию, фоном слушал голоса посетителей, отслеживал передвижение официантов. Вот такой я зверь… диковинный.
Матвей рассказывал очередной забавный случай из детства, а я смотрел на его губы и недоумевал, как мог так сильно привязаться к человеку, который с самого начала меня только раздражал. Теперь и дня не могу прожить без него, он стал нужен, как воздух, незаменим, необходим, желанен. Боюсь расставания, боюсь обидеть его, так я не боялся, даже на войне, сидя в кабине истребителя и бомбя очередную базу противника. Все сложно и странно, и… волнующе. Я как хищник в засаде, которого выманили на поляну, накормили, обогрели, приласкали, даже не смотря на укусы и сопротивление, а теперь надевают ошейник, и я рад подставить шею, и совершенно не сопротивляюсь, потому что уже не могу без всего этого.
Мы просидели в кафе допоздна, в общагу приехали уже в сумерках, уставшие, но довольные. Я был слегка дезориентирован от переполняющих эмоций, от тепла парня, пропитавшего меня насквозь. Его одеколоном теперь пропахла вся комната, терпким, притягательным, с ноткой хвои и трав. Раньше приходилось отключать обоняние, чтобы не чувствовать его, сейчас же я с наслаждением дышу пропитанным ароматами воздухом. В жизни все так быстро меняется.
- Я в душ, - беру чистое полотенце, вещи и скрываюсь за дверью.
Наслаждаюсь, стоя под упругими горячими струями, улыбка не сходит с губ, а в солнечном сплетении собирается теплый комок и растекается по всему телу, даря расслабление. Прерывает умиротворение звук открывающейся двери, давно не пользуюсь защелкой - что толку, если парень вырывает её на раз, только чинить опять. В ванную просачивается Матвей в одних боксерах и пронизывает взглядом, словно хочет забраться под кожу.
- Ты чего? - мне немного неуютно под пристальным вниманием, после того случая он ни разу не видел меня полностью обнаженным, а под струями воды не спрячешься. Его взгляд скользит по коже, ласкает, обжигает, в глазах голод, желание, жажда. Матвей облизывает губы, руки скрестил на груди – нервничает.
- Можно с тобой, Паш… я тебе спинку потру, - и улыбка такая неуверенная, как будто ждет, что я сейчас на него орать начну и кидаться вещами.
Прислушиваюсь к себе: угрозы не чувствую, только предвкушение. Мне тоже хочется стать ближе.