– Оно выглядит тяжелым, – Табита склонила голову с короткими каштановыми локонами набок.
– Жаль, что у меня не будет другого случая надеть его, – сказала я, проводя рукой по бальному платью, висящему на дверце моего шкафа. При дневном свете оно выглядело ещё более сногсшибательно, чем вчера вечером за ужином, волны голубой ткани переливались всеми оттенками от аквамаринового до темно–фиолетового.
К счастью, Паркер уже спал к тому времени, как я вернулась домой, и вернулся на работу к тому времени, когда я проснулась. Слава Богу, в домах престарелых подавали завтрак примерно в 7 утра, иначе мне пришлось бы объяснять ему вчерашний вечер – а я даже не была уверена, что у меня есть хорошее объяснение. Таким образом, я могла бы просто спрятать платье в шкаф.
Однако две мои лучшие подруги первым делом пришли полюбоваться платьем, которое стоило больше, чем обе их машины вместе взятые. Конечно, у них были дерьмовые машины, но всё же…Они сидели на моей кровати между подушками, уставившись на шедевр из блесток и жемчуга. Прошлой ночью я потеряла ожерелье где–то в простынях, но так и не нашла его, а заглянуть под кровать у меня ещё не было возможности, опасаясь, что Фицуильям отрубит мне руки.
Дефне хлопнула в ладоши.
– О, Дел, это могло бы быть твоё старое, позаимствованное синее платье для твоей свадьбы, – мы с Табитой повернулись и посмотрели на неё с недоверчивым выражением лица. Я начала встречаться с Паркером всего три месяца назад, и я ещё даже не использовала слово на букву "Л". (Паркер сказал его однажды – на нашем втором свидании.) Табита, с другой стороны, обычно считала свадьбы и замужество ерундой. – Я просто говорю, – Дефне пожала плечами.
– Гугл говорит, что за него можно выручить десять тысяч, – Табита постучала по своему телефону, затем сфотографировала платье.
– Эй, я попала в кадр?
Она отмахнулась от меня.
– Я тебя уберу. Вот. Опубликовано в сторис. Может быть, кто–нибудь сразу клюнет, – она бросила телефон позади себя на матрас. Несмотря на то, что она относилась к нему как к старой игрушке, это также было частью её работы. Каким–то образом она зарабатывала на жизнь тем, что была самым грубым преподавателем йоги в Интернете. Никакой музыки для медитации, никакой одежды для йоги пастельных тонов, только одна женщина, выкрикивающая ругательства в камеру, делающая упражнение «собака мордой вниз».
– Думаю, тебе стоит оставить его. Тебе очень идет синий, – Дефне подмигнула мне своими длинными ресницами. Если Табита бросала камни, чтобы доказать свою правоту, Дефне душила ватными шариками. Ей было 24 года, на три года моложе меня, она всё ещё училась в аспирантуре и ежедневно публиковала видео со щенками на GC.
– Нет смысла оставлять его, – я опустилась на матрас между ними.
Дефне похлопала меня по плечу.
– Но оно красивое.
– Нет работы – нет денег, – заметила Табита. – Дизайнерское платье – много денег. Это поможет тебе продержаться, если Чайлдс продолжит...
– Нет! – я заорала на неё достаточно громко, чтобы Фицуильям высунул голову из–за кошачьего дерева. Я не собирался думать об этом. Мой желудок скрутило при одном упоминании его имени, и я отогнала воспоминания, угрожавшие всплыть на поверхность. Я покончила с этой версией себя.
Дефне надулась, глядя на платье.
– Если у тебя мало денег, я могу прислать тебе сайт, где можно продавать свои поношенные носки.
– Ты бы предпочла продолжать продавать свои поношенные носки мужчинам, которые дрочат в них, чем продать дизайнерское платье? – Табита снова взяла телефон в руки, но удивленно посмотрела на Дефне.
– Конечно, – усмехнулась Дефне. – Мне всё равно, что они сделают с моими носками. Я всё равно ношу носки и задумываюсь об этом. А это? Я бы никогда не перестала думать об этом платье, если бы отдала его.
– Простите, девчонки, вы пришли сюда на дебаты? – они вели себя как ангел и дьявол на моих плечах.
Ни у кого из них не было возможности ответить, прежде чем мой телефон заиграл старую песню братьев Джонас, и я вскочила, чтобы достать его из сумки. Код города Бостон. Может быть, Академия Трумэна. Так быстро? Это была не хорошая новость.
– Алло.
– Алло, я звоню Делайле Эдвардс, – бодрый женский голос на другом конце провода принадлежал не директору Трумэн.
– Это я, – ответил я, чувствуя, как две пары глаз впиваются мне в затылок.
– О, отлично, привет, это Корделия. Прошлой ночью мы поменялись одеждой.
Нет, нет, нет, нет. О боже. Что я натворила? Я развернулась и яростно указала пальцем на платье и телефон, чтобы Табита и Дефне поняли, что происходит.
– Угу, – мой голос перешел на визг. – Привет.
Я погуглила Корделию после того, как вернулась домой прошлой ночью, когда Паркер уже спал. Корделия Монтгомери была единственной наследницей состояния сети отелей Montgomery, а после смерти её отца несколько месяцев назад – одной из богатейших людей США. В отличие от большинства наследниц, которые, казалось, выставляли напоказ своё богатство на Ибице и встречались с гонщиками Формулы–1, Корделия, очевидно, была известна как затворница. Её мать была смертельно ранена во время ограбления, когда Корделии было 13 лет, и после этого она исчезла из поля зрения общественности. Её годами никто не видел. Даже на светских мероприятиях. Что объясняло выпады Рейчел Саллоу прошлой ночью. И тот факт, что никто не опознал меня как самозванку.
– Ты не могла бы зайти ко мне? Я хочу поговорить с тобой о прошлой ночи.
Дерьмо, дерьмо, конченное дерьмо. Может, прошлой ночью меня и не поймали, но слух явно дошел до Корделии.
– Конечно, – выдохнула я. – У меня свободный график.
– Потрясающе! Мой водитель заедет за тобой через тридцать минут.
– Как ты... – телефон издал звуковой сигнал. Бросила трубку. – Откуда у неё мой номер? – я уставилась на телефон в своих руках.
– Кто? – спросила Дефне.
Я протянула руку к платью, как будто не жестикулировала тут изо всех сил.