Я еще не знаю, как относиться к таким поездкам. Со мной это впервые. Филип забирается на валун. Я вижу, как его тело словно растворяется и перетекает в другое существо. Постепенно ты, Филип, преображаешься в птицу. Лопатки поднимаются, руки наполняются воздухом и начинают двигаться, медленно и легко, и тут ты кричишь как канюк. Ты — канюк, упавший на камни, но скоро ты помчишься дальше, в город.
Мы смеемся над Филипом. Больше всех смеюсь я, потому что раньше не видел ничего подобного.
Я смотрю на Туве. Смотрю в ее узкие, немного раскосые глаза, из-за которых она похожа на японку или тайку. Хотя мне известно, что она не оттуда. Я замечаю веснушки вокруг ее носа. Их тоже можно было бы зарисовать в ее красный блокнот, потому что они первые в этом году.
Солнце греет сильнее. Лицо припекает. «Вот это субботнее мартовское утро», — думаю я и чувствую, как засыпаю на траве.
Дом, милый дом
Я подъезжаю к дому и вижу: Джим моет автомобиль, а Кристин ползает на четвереньках вокруг клумб перед домом и собирает сухие ветки.
— Привет, — говорю я.
— Иди сюда, посмотри, — кричит мне Кристин. — Здесь кто-то жил зимой.
Я прислоняю велосипед к стене, но он падает прямо на кусты магонии. Кристин рычит, я бросаюсь поднимать его, снова ставлю на место и проверяю, не рухнет ли он, если я отойду, и плетусь к клумбе.
— Круто, — говорю я, глядя туда, куда показывает мне Кристин.
На земле среди высоких бледных стеблей голубых и желтых крокусов прячется маленькое теплое гнездышко, выстланное палой листвой.
— Кто бы это мог быть? — спрашивает Кристин.
— Может, кошка, — отвечаю я. — Здесь полно кошек.
Кристин с сомнением смотрит на меня. Кажется, она не в восторге от того, что в ее клумбе жил какой-то зверь. Неважно, кошка или какое другое животное.
Она продолжает убирать хворост.
Джим направляет струю воды на клумбу, Кристин поднимает крик, и он оправдывается тем, что крокусы нуждаются в поливе.
— Прекрати сейчас же! — говорит Кристин таким строгим тоном, что Джим тут же повинуется. Он поднимает с газона свою замшевую куртку, которую сдуло ветром, и идет вытирать машину. Кристин кромсает секатором сухие ветки на мелкие кусочки, набивает ими три больших полиэтиленовых пакета и оттаскивает их к зеленому мусорному баку.
— Мы могли бы сделать компост, — говорю я.
Джим кивает.
— Ни за что в жизни, — отвечает Кристин. — Не хочу, чтобы этот мусор разносило по двору. Да и негде его складывать.
Я готов отдать ей должное по этому пункту. У нашего дома самый маленький в мире земельный участок. Полпятачка зеленой травы перед домом и половина позади дома, как обычно говорит Джим. Стричь газон — моя обязанность. Это трудно, потому что мало свободного места и негде развернуть газонокосилку. Требуются определенные навыки. Но я справляюсь.
Изнутри дом тоже маленький. Настоящий пряничный домик, как говорит Кристин. Она называет его так, словно дом принадлежит лишь ей. Всюду чувствуется ее присутствие, всюду находишь вещи, сделанные ее руками: новая обивка на кресле, сотканный ею коврик, аккуратная стопка белья, которое она погладила. Мы же с Джимом словно ее постояльцы.
Странно, что, входя в дом, попадаешь прямо в кухню. Таков проект. Я нигде больше не видел ничего подобного. Только на нашей улице. В какой дом ни зайди, попадаешь сначала в кухню. Оттуда во вторую комнату ведет узкий и довольно темный коридор с волокнистыми обоями.
Чаще всего мы сидим в кухне. Ведь как только входишь в дом, сразу же туда попадаешь. Мы много раз шутили на этот счет. Все происходит в кухне. Кристин постоянно там крутится. Готовит что-нибудь, делает домашнее вино в большой оплетенной стеклянной бутылке на разделочном столе, шьет брюки, болтает по телефону с Уллой или слушает радио.
Время от времени она подходит к окну с таким видом, словно ждет кого-то. Мы с Джимом этого не понимаем. Что она там высматривает? Кого ждет? А еще мы не понимаем, как она успевает сделать так много дел. Нам хватает наших книг, мне — уроков, а Джиму — стопки контрольных на проверку. Но мы тоже сидим в кухне. Словно чем ближе Кристин, тем лучше нам работается.
Вечером мы едим мусаку[2]. Кристин и Джим пьют красное вино, а я — пепси.
2
Мусака — традиционное блюдо из баклажанов на Балканах и Ближнем Востоке. — Прим. переводника.