В Латвии, как и в Эстонии, в конце советской власти удельный вес «титульной нации», латышей был выше, чем их удельный вес в населении в сельском хозяйстве (71,9 %) и культуре, и искусстве (69,2 %). Соответственно, в промышленности «перепредставлены» были русские и русскоязычные [Антоне, Цилевич 1997, с. 70].
В Литве в начале постсоветского периода инженеров и техников среди литовцев — 8,3 %, среди русских — 13,7 %, научных работников и преподавателей - 6,2 % и 5,1 %, крестьян - 11 % и 2,8 % [Gaidys 2000, р. 190].
По данным Ю.В. Арутюняна и Л.М. Дробижевой, русские в 1979 г. были недопредставлены во всех группах балтийской интеллигенции, кроме работающих в производственной сфере. В сфере администрации: в Эстонии — на 24,7 % в Латвии — на 12,9 %, в Литве — на 20,3 % в научной сфере — на 55,3 % 26,3 % и 42,4 %, в художественной — на 48 % 28,6 % и 15,8 %. Напротив, среди интеллигенции, работающей в производственной сфере, они были перепред-ставлены: в Эстонии — на 11 %, в Латвии — на 10,5 %, в Литве — на 20,3 % [Арутюнян, Дробижева 1992, с. 5].
7 Например, в секретариате ЦК за 1955—1972 гг. в Латвии латышей было 91,7 %, в Эстонии — 79,2 %, в Литве, однако, литовцев было чуть меньше, чем их удельный вес в населении (77,8 % и 80,1 %). Однако надо учитывать, что среди партийных руководителей — латышей и эстонцев — был очень велик удельный вес родившихся в России и приехавших в Балтию после её присоединения [Kolstoe 1995, р. 94].
8 Авторы данной статьи могут сказать, что и они видели таких эстонцев.
9 По данным позднесоветских социологических исследований, русские значительно менее, чем представители балтийских народов, были склонны воспринимать национальные аспекты различных конфликтных ситуаций и просто не понимали национальных чувств и отношения к ним народов Балтии. Так, если среди эстонцев часто сталкивавшихся с конфликтами на национальной почве в 1980-е годы было 4 % и иногда сталкивавшихся 38 %, то среди эстонских русских — 2 % и 18 %, что означает, что русские были склонны воспринимать конфликты с эстонцами просто как конфликты индивидов, а эстонцы — как конфликты представителей разных народов, конфликты культур. Эстонцы в три раза чаще, чем эстонские русские, соглашались с тем, что работать в многонациональном коллективе — труднее, чем в мононациональном. (См.: [Каротом 1989, с. 161-163].)
10 Тему отношения русских в Балтии к балтийским обществам и культурам можно рассматривать и как часть очень большой темы отношения вообще русских к Балтии и влияния Балтии на русскую советскую культуру и русское советское общество. Мы полагаем, что можно говорить об иногда скрытом и «подразумеваемом», иногда явном признании советским обществом и советской элитой балтийского культурного превосходства. Московская центральная бюрократия «позволяла» балтийским обществам очень многое из того, что не позволялось в России и других частях СССР. Многие экономические эксперименты, направленные на введение рыночных механизмов в советскую экономику, начинались в Балтии, которая, таким образом, по мысли бюрократической советской верхушки, была уже готова к тому, к чему сами русские ещё не были готовы. Цензура в Балтии была значительно слабее. Множество западных произведений литературы сначала переводились в странах Балтии и уже затем, получив здесь «апробацию», допускались в России. Модернистские стили в изобразительном искусстве, преследуемые в России, совершенно открыто существовали в Балтии. Естественно, что для многих представителей русской европейски-ориентиро-ванной культурной элиты Балтия, с её западного типа культурами и несколько большей свободой, была своего рода окном в Европу. Можно привести ряд примеров представителей русской интеллигенции, выражавших свой восторг перед балтийскими культурами. Например, Юрий Казаков сказал: «Я жалею, почему я не эстонец» [Абъзов 1996, с. 22]. Очевидно, схожие чувства возникали у некоторых русских и задолго до советской власти. Ю. Абызов цитирует в своей статье высказывание князя П. Вяземского, посетившего в начале XIX в. эстонскую церковь и сообщавшего свои впечатления: «Приятно видеть эту чернь грамотную с молитвенниками в руках» [Абъзов 1996, с. 21]. Некоторые представители русской культурной элиты, как Ю. Лотман или Д. Самойлов, даже переезжали в Балтию (нечто вроде полуэмиграции). На наш взгляд, проблема многообразного «европеизирующего» влияния Балтии на Россию требует специального изучения. Между тем не изучена даже такая часть этой проблемы, как роль Балтии в антикоммунистическом и антисоветском движении перестроечной эпохи. Наша статья о влиянии балтийских культур на русских мигрантов, таким образом, посвящена одному из аспектов этой более широкой проблемы балтийского влияния на русское советское и другие советские общества. " Цифры основаны на данных переписи 1989 г. В разных опросах зачастую приводятся очень разные цифры. Согласно опросу, проведённому в том же 1989 г. Тартусским университетом среди неэстонцев, в совершенстве знали эстонский язык только 8 %, активно владели им — 14 %, пассивно — 53 %, вообще не владели — 21 % [Vihalemm, Lauristin 1997, p. 293.) Скорее всего при переписи респондентами часто сообщались несколько приукрашенные сведения об их владении языками. Для наших целей, однако, это не так уж важно. Если люди преувеличивали своё владение балтийскими языками, значит, они считали, что это владение ценно и важно.