А дальше не было произнесено ни слова, но чувство единения наших душ было невероятно ясным и отчетливым.
Если бы только люди могли почувствовать, как бьются в унисон наши сердца, то они, возможно, не так сурово осуждали бы нашу близость.
— Какое ужасное первое свидание, — рассмеялась я, но в голосе слышалась нервная дрожь.
Сунув руку в карман пиджака, Грэм извлек из него пакетик лакрицы и протянул мне.
— Теперь лучше? — спросил он.
Вздохнув, я кивнула и надорвала упаковку.
— Лучше.
Находясь рядом с ним, я чувствовала, что так и должно быть. Ощущала, словно я дома.
В этом смысле я отличалась от мамы. Она всегда старалась незаметно исчезнуть, а мое сердце хотело оставаться рядом с Грэмом Расселом.
Впервые в жизни мне отчаянно хотелось ощутить под ногами твердую землю.
Глава 27
Грэм
— Ты должна позвонить ей, — сказал я Люси, бродящей туда-сюда по дому в попытке найти, чем бы отвлечься.
В течение последних нескольких месяцев они с Мари общались исключительно по работе, но было заметно, что пару дней назад они из-за чего-то сильно поссорились. Я видел, эта проблема гложет Люсиль изнутри, но она упорно избегала разговоров на эту тему.
— Все хорошо. У нас все в порядке, — ответила она.
— Лгунья.
Повернувшись ко мне, она приподняла бровь.
— Разве тебе не нужно заканчивать главу или что-то в этом роде?
Я улыбнулся ее дерзости.
Мне нравилась эта ее черта.
Мне нравились все ее черты.
— Я просто хотел сказать, что ты ведь скучаешь по ней.
— Нет, — сказала Люси, но прозвучавшие следом слова совершенно не соответствовали ее напускному безразличию. Прикусив нижнюю губу, она спросила: — Ты думаешь, она счастлива? Я так не считаю. Хотя… Не бери в голову. Я не хочу об этом говорить.
— Люсиль…
— Ведь он в прямом смысле бросил Мари в самый трудный период ее жизни. Разве так поступают? Но, как бы то ни было, это ее жизнь. Я больше не собираюсь это обсуждать.
— Ладно, — согласился я.
— Я хочу сказать, что он настоящее чудовище! И даже не привлекательное внешне! Я его просто ненавижу и злюсь на сестру за то, что она предпочла его мне… нам. А сегодня праздник по поводу дня рождения Тэлон, и Мари даже не придет на него! Я не могу поверить… О, черт! — воскликнула она, вбегая в кухню.
Последовав за Люси, я увидел, как она вытаскивает из духовки сильно подгоревший именинный шоколадный пирог Тэлон.
— Нет-нет-нет, — говорила она, пока ставила пирог на стол.
— Выдохни. — Я подошел сзади и положил руки ей на плечи.
В глазах Люси стояли слезы, и я рассмеялся.
— Это всего лишь пирог, Люсиль. Ничего страшного не произошло. Все в порядке.
— Нет, не в порядке! — сказала она, поворачиваясь ко мне лицом. — Мы с ней мечтали совершить путешествие по Европе. Мы начали копить на это деньги, когда она заболела — завели банку для негатива. Каждый раз, когда в голову лезли дурные мысли, связанные с ее болезнью, или страх брал верх над здравым смыслом, мы должны были бросить в банку монетку. Первая банка наполнилась всего за неделю, и нам пришлось завести вторую. Мари хотела ехать сразу же, как только наступила ремиссия, но я очень боялась. Боялась, что она недостаточно окрепла и путешествовать еще слишком рано, поэтому не выпускала ее из дома. Я держала ее взаперти, потому что не могла набраться смелости сесть вместе с ней в самолет. — Люси с трудом сглотнула. — А теперь она не разговаривает со мной, и я не разговариваю с ней. С ней… с моей лучшей подругой.
— Она скоро одумается.
— Я пригласила ее на сегодняшний праздник Тэлон. С этого и началась наша ссора.
— А в чем тут проблема?
— Она… — Голос Люси дрогнул. Мы стояли всего в нескольких сантиметрах друг от друга. Сделав глубокий вдох, она сказала: — Мари считает, что все это неправильно. Ты и я. И Тэлон. Она считает, что это странно.
— Странно — да. Но это не означает, что неправильно.
— Она сказала, что ты не для меня. Сказала, что ты не для моей любви.
Прежде чем я успел ответить, раздался звонок в дверь, и Люси отстранилась от меня, натянув на лицо фальшивую улыбку.
— Все в порядке. Правда. Я просто расстроилась из-за подгоревшего пирога. Пойду открою дверь.
Я остался в кухне и, внимательно осмотрев пирог, взял нож. Может, получится как-то спасти положение, соскоблив подгоревшую корочку. В этот день Люси нужна победа. Нужно то, что заставит ее улыбнуться.
— О, Боже! — послышалось из соседней комнаты. Голос Люси звучал испуганно, и, войдя в гостиную, я понял почему.
— Джейн, — пробормотал я, увидев ее, стоящую в дверях с плюшевым медведем в одной руке и подарком в другой. — Какого черта ты здесь делаешь?
Джейн приоткрыла рот, собираясь что-то сказать, но тут же перевела взгляд на Люси.
— Что ты здесь делаешь? — резко спросила она. — С какой стати ты здесь?
— Я… — начала Люси, но я видел, что в таком сильнейшем нервном потрясении она не в состоянии произнести ни слова.
— Джейн, что ты здесь делаешь? — повторил я свой вопрос.
— Я… — Она запнулась точно так же, как и Люси минуту назад. — Я хотела увидеть свою дочь.
— Твою дочь? — Меня потрясла ее наглость. Как она осмелилась войти в мой дом и произнести подобные слова?!
— Я… Мы можем поговорить, Грэм? — спросила Джейн. Затем быстро перевела взгляд на Люси и, прищурив глаза, добавила: — Наедине.
— Все, что ты собираешься сказать, можешь говорить в присутствии Люсиль, — ответил я.
И без того раненому сердцу Люси нанесен еще один удар.
— Нет, все в порядке. Я пойду. В любом случае, мне нужно съездить на работу в цветочный магазин. Я только возьму пальто.
Когда она проходила мимо меня, я легко коснулся ее руки и прошептал:
— Тебе не нужно уходить.
Она медленно кивнула.
— Просто я считаю, что будет лучше, если вы двое поговорите. Не хочу создавать очередных проблем.
Слегка пожав мою руку, Люси взяла пальто и вышла из дома. В комнате почему-то стало темно.
— Что тебе нужно, Джейн?
— Прошел целый год, Грэм. Я просто хочу ее увидеть.
— С чего ты решила, что имеешь право видеться с ней? Ты бросила ее.
— Я испугалась.
— Ты думала только о себе.
Она поморщилась и переступила с ноги на ногу.
— Тем не менее, ты не можешь запретить мне увидеть ее. Я имею на это право. Я ее мать.
— Мать? — прошипел я. Меня просто переполняло отвращение.
Родить — это еще не мать. Быть матерью — это вставать кормить по ночам. Быть матерью — это спать перед кроваткой, когда ребенок болеет, и прислушиваться к каждому его вдоху. Быть матерью — это знать, что Тэлон терпеть не может плюшевых медведей. Быть матерью — это быть рядом.
Джейн ни секунды не была матерью.
Она была посторонним человеком для моего ребенка.
Посторонним человеком в моем доме.
И посторонним человеком для меня.
— Тебе лучше уйти, — сказал я, потрясенный тем фактом, что она, очевидно, верила в возможность вернуться в нашу семью спустя все это время.
— Ты что, спишь с Люси? — спросила она, чем окончательно вывела меня из себя.
— Прошу прощения? — Я почувствовал, как нечто поднимается из самых глубин моей души и подкатывает к самому горлу. Гнев. — Ты бросила свою дочь год назад. Ты ушла, не оставив ничего, кроме дерьмовой записки. Ты ни разу ни на секунду не вспомнила о ней. А теперь считаешь, что вправе задавать мне подобные вопросы? Нет, Джейн. Ты утратила право вообще спрашивать меня о чем-либо.
Она выпрямилась, расправила плечи и, хотя высокие каблуки добавляли уверенности ее виду, в голосе явно слышалась дрожь.
— Я не хочу, чтобы она находилась рядом с моим ребенком.
Я подошел к входной двери и, распахнув ее, сказал: