— Потрясающе, — ответила она. — Послушай, тебе что-то нужно или ты названиваешь мне просто от скуки?
Этот тон я слышала большую часть своей жизни — он выражал полное разочарование во мне. Лира нашла способ как-то мириться с причудами Мари, тем более, что Мари наконец-то остепенилась, встретив Паркера. Кстати, Лира их и познакомила. Когда же дело доходило до наших взаимоотношений со старшей сестрой, все происходило с точностью до наоборот. Я часто думала, что она ненавидит меня, потому что я слишком сильно напоминаю ей маму. Но со временем поняла: она ненавидит меня за то, что я такая, какая есть.
— Нет. Дело в Мари.
— Она в порядке? — спросила Лира, и в ее голосе звучала фальшивая забота. Мне было слышно, как она продолжает печатать что-то на компьютере — работает допоздна. — Она не?..
— Умерла? — фыркнула я. — Нет, она не умерла, а вот Паркер сегодня ушел.
— Ушел? Что ты имеешь в виду?
— Только то, что он ушел. Собрал вещи, сказал, что не может видеть, как Мари умирает, и уехал. Бросил ее.
— О, Боже мой. Это безумие.
— Да, согласна.
Повисла долгая пауза, во время которой я слышала, как Лира продолжает печатать на компьютере. Потом она снова заговорила.
— Выходит, ты его совсем достала? Или как?
Я даже перестала качаться в кресле.
— Что?
— Брось, Люси. Ты переехала к ним, чтобы помогать, но я уверена, все это время с тобой было тяжело уживаться. С тобой очень непросто. — Ей все время удавалось сделать меня виноватой. Что бы ни происходило. Теперь она обвиняет меня в том, что этот малодушный сбежал от своей жены.
С трудом сглотнув, я пропустила ее комментарий мимо ушей.
— Просто хотела, чтобы ты знала, вот и все.
— Паркер в порядке?
Что?
— Думаю, ты хотела спросить, в порядке ли Мари. Нет. Она не в порядке. У нее рак, ее только что бросил муж, за душой ни гроша, не говоря уж о том, что сил бороться за жизнь совсем не осталось.
— Ах, вон оно что, — прошептала Лира.
— Что именно?
— Ты звонишь мне из-за денег. Сколько тебе нужно?
От ее слов внутри у меня все сжалось, а на языке появился отвратительный привкус. Она решила, что я звоню ей, потому что хочу денег?
— Я позвонила, потому что твоей сестре больно и одиноко, и мне показалось, что ты захочешь навестить ее и узнать, как она себя чувствует. Я не хочу твоих денег, Лира. Мне просто чертовски хочется, чтобы ты начала вести себя как сестра.
Очередная минута молчания, сопровождающаяся стуком пальцев по клавиатуре.
— Слушай, у меня работы по горло. Я представляю интересы фирмы по нескольким делам сразу и не могу сию минуту все бросить. Сейчас у меня нет никакой возможности приехать. Может, на следующей неделе или через неделю.
Лира жила в центре города — всего в двадцати минутах езды от нас — однако была убеждена, что это очень далеко.
— Не бери в голову, ладно? Просто представь, что я вообще не звонила.
Мои глаза наполнились слезами. Я была потрясена холодностью человека, которого когда-то считала для себя примером. ДНК ясно говорит, что мы сестры, но только что произнесенные ею слова — это слова чужого человека.
— Прекрати, Люси. Заканчивай со своим ненавязчиво-агрессивным подходом. Завтра я пришлю по почте чек, хорошо?
— Не нужно, правда. Мы не нуждаемся ни в твоих деньгах, ни в твоей поддержке. Сама не знаю, зачем позвонила тебе. Считай это проявлением слабости с моей стороны. До свидания, Лира. Удачи тебе в делах.
— Да, хорошо. И… Люси?
— Что?
— Тебе следует как можно скорее вернуться на работу в кофейню.
Спустя какое-то время я поднялась из кресла-качалки и направилась в комнату для гостей, которая на данный момент была моей. Закрыв дверь, я сжала в руке кулон и закрыла глаза.
— Надо мной воздух, подо мной земля, во мне огонь, вокруг меня вода, — глубоко вздохнув, я начала повторять слова, которым научила меня мама. Всякий раз, теряя в жизни точку опоры и чувствуя, что земля уходит у нее из-под ног, она повторяла это заклинание и вновь обретала свою внутреннюю силу. Но, повторяя эти слова сейчас, я не чувствовала, что они помогают.
С поникшими плечами и текущими из глаз слезами я обращалась к единственной женщине, по-настоящему понимавшей меня.
— Мне страшно, мама. И я ненавижу себя за это. Ненавижу за то, что боюсь, ведь это значит, что я отчасти думаю так же, как Паркер. В глубине души я чувствую, что она не справится, и это день за днем наполняет меня ужасом.
Душераздирающее зрелище, когда на твоих глазах лучший друг медленно умирает. И пусть я верила, что смерть будет всего лишь очередной главой ее прекрасной биографии, легче от этого не становилось. Подсознательно я понимала: каждое наше объятие может стать последним, каждое слово может оказаться прощальным.