–И не надо так на меня смотреть, Коль, – усмехнулся Виктор, – всего-то делов…
–Ага, покатать на троллейбусе друга по Москве. Ну, положим, выехать, ты выедешь, на охране бутылку дашь, да и Миха сейчас там.
–Ясно дело, – хмыкнул Виктор.
–А если бугор заявится?
Николай затушил окурок и выкинул его в ящик с песком.
–А чего ему здесь делать? Полночи погоняем и в парк.
–Хорошие семечки, сам жарил?
–Жена. Возьми еще, – произнес Виктор, протягивая горсть.
–Ага, спасибо. Ну, не знаю, я бы на твоем месте крепко подумал.
–Пускай академики думают, мы лучше дело делать будем. Одолжи стольник, завтра же отдам. Куплю бутылку мужикам. Отлично! Если что, звони.
Обменявшись рукопожатиями, парни разошлись.
Словно корабли, в пересыхающей луже плавали листья, сходясь и расходясь в пересечении взглядов щенка и Алексея. Водная гладь отражала голубым оком небесную глубину, вбирая в себя всю его высоту и ширь. Лист прошелся по облаку как по гребню волны и пристал к берегу. У каждого есть свой берег, по крайне мере, так хочется думать. У него есть своя конура, думал человек, глядя на щенка, а у него дом и кровать, отвечал ему тот. А у корабля должен быть берег, соглашались оба, или, хотя бы морское дно.
Вода даже не покрывала донышко чайника. Алексей вздохнул, так лень подниматься за водой. Посмотрел на часы, десять пятнадцать, пора домой. Переобулся, закинул в рюкзак дискеты, стопку бумаги (позаимствовал из принтера для своих, личных нужд); чего бы еще поиметь с работы, озираясь вокруг, подумал он. А может до «Войковской» на троллейбусе? Блажь, какая, пешком быстрее дойду и прогуляюсь заодно.
–Поеду, прогуляюсь, – Виктор приветственно махнул рукой будке с охраной и выехал за территорию троллейбусного парка.
Он не стал сразу выезжать на шоссе, а решил проехать по, проходящей в стороне дороге, а уже там свернуть под мост. Поддав газа, он достал телефон и набрал нужный номер, на мгновение, залюбовавшись алеющим закатом. Вот оно: птица Феникс сгорает, осыпая золой небо с тем, что бы вновь возродиться. Закат, как кровавый итог умирающего дня. А если проще, то все эти символы и образы не более чем отрыжка незаконченного высшего гуманитарного, его лохмотья. Проведя ассоциативный ряд от томатного сока до крови, Виктор нажал кнопку вызова. Краем глаза он заметил проходящего в стороне молодого человека с рюкзачком на плечах и посмотрел на дорогу.
Весь мир на этой дороге, шершавой, теплой, как матери язык. Родился он на этой дороге и живет на ней и все, что есть в этом мире, проходит по этой дороге. А вот вскоре спуститься ночь и в небо брызнет молоко, толстой, жирной струей, растекаясь вширь, роняя капли. Он часто смотрел на эту дорогу в небе. После дождей, она отражалась в лужах, и ее можно было даже лакать, вот только разницы не было никакой между ней и простой водой. Попасть бы туда, хоть на чуть-чуть, и лизнуть. Где-то рядом послышался тревожный лай, в котором узнавался голос сестры, рыжешерстой, красивой, с белыми перчатками на лапах, которыми она очень гордилась. Наверное, что-то случилось и надо бы посмотреть, вот только сейчас, дождусь когда ночь опуститься; уже так скоро. Уже сейчас…
-Сейчас, сейчас, дверь открою.
–Ну, ты Витек даешь! – мужчина зашел в кабину и поздоровался, – На троллейбусе. Круто! Тебе ничего не будет?
–Все на мази, – успокоил того Виктор, – сейчас покатаемся по маршруту, заскочим в бар. Бильярд, коньячок. Потом я загоню машину в парк и ко мне домой.
–Нет, тебе точно ничего не будет? А то, как бы…
–Не дрейфь! Садись поудобнее и смотри.
–Эй, эй, посмотри назад! Назад посмотри!
Голос Алексея вплелся тревогой в испуганный лай щенков. Но ведь этого не может быть, в такой прекрасный вечер! Этого нельзя допустить, но это происходит на твоих глазах. Неужели он не видит? Щенок и водитель, не видят?! Лай стих. Передние колеса мягко прошлись по маленькому телу, протащив за собой переворачивая, оставили за собой. Щенок недоуменно попытался поднять голову, но тут же подоспели задние колеса и довершили то, чего не сделали передние. Шорох шин слился с общим шелестом колес, проносящихся по мосту машин. И тут, острой болью лопнула некая струна в душе, отбрасываясь к горлу. Неожиданно для себя, Алексей издал отчаянный, сдавленный крик и прижал руки ко рту. Неподалеку, братья и сестры в ожидании смотрели на лежащего щенка, не понимая, почему он не встает, продолжая смотреть в небо. Тело несколько раз судорожно дернулось и затихло.
–И всего-то… Ни крика. Ни стона. Так просто – и все. И всего то… – шептал Алексей, смотря на маленькое, раздавленно-разорванное тельце, – Будто ничего и не произошло. Так тихо…